Старик рассмеялся. Видно было, что он своих удобных случаев никогда не упускал. Даже небритое, темное, морщинистое лицо резко помолодело.

– Я, правда, уже не знаю, что делать, – Рома вздохнул.

– А больше никого нет на примете?

– Нет…

– Плохо. А ты вот что – ты запишись в какую-нибудь секцию самбо или дзюдо.

– Зачем?

– Может, человеком станешь.

Рома на следующей неделе пошел в отдел спорта и был направлен в новорожденную секцию карате. Она собиралась конспиративно, брали туда после рекомендации, и тренер, велевший называть себя сэнсеем, сказал:

– С апреля нашим додзе будет пляж.

Он имел в виду – начнутся тренировки на свежем воздухе.

Рома честно ходил две недели, пока не понял – отказавшись от алкоголя, он, конечно, сможет сопровождать Илону в компанию, но там над ним будут смеяться. А первая тренировка на пляже кончилась простудой. Причем такой, что пришлось вызывать на дом участковую врачиху и получать бюллетень.

Илона со дня на день откладывала подготовку к экзаменам. В конце концов, когда за спиной два курса педагогического, написать сочинение на тему «Образ Павки Корчагина» несложно. Зато в голове у нее складывались настоящие киносценарии. Вот она поступает в институт, вот, уже на вступительных экзаменах, заводит подруг и друзей, вот вместе с ними ходит по знаменитым московским кафе-мороженым, о которых рассказывал Ромка: «Паланга», «Бирюса», «Морозко». А в этих прекрасных заведениях, где полно столичной золотой молодежи, она знакомится с художниками и актерами. А потом находятся люди, знающие Буревого. А потом какой-нибудь молодой гений пишет ее портрет…

Илона, расчесывая волосы, смотрела в зеркало и очень сама себе нравилась. Портрет должен был получиться великолепным.

Оля, с которой Илона очень подружилась, поскольку дружить с Лидой стало уж слишком трудно, а без подруги нельзя, временно разогнала компанию. Когда сессия на носу, не до ночных посиделок. Как оказалось – это было роковой ошибкой.

Компания, отнесясь к сессии с пониманием, стала собираться то у Шур-Шурыча, то у Славика. Присмотреть за мужем Оля не могла. А Гошка, душа компании, просто был обязан сидеть за низким модным столиком, обнимая за плечи красивую девушку, если не жену – так другую. Этой девушкой стремительно стала блондинка Юля. Она была тоненькая и веселая – а Оля тоненькой не считалась никогда. К тому же, Юля отлично танцевала.

Илона без компании скучала. Оля обещала, что после сессии устроит грандиозный банкет, ну так до этого еще дожить надо. Почему ее не приглашали Шур-Шурыч и Славик, выяснилось уже потом; сами они это считали мужской солидарностью.

Был майский вечер, когда Оля позвонила и позвала к себе.

– Отлично! – обрадовалась Илона. – Сейчас отправлю Ромку за портвейном.

– Не надо портвейна. И Ромки не надо!

– Что случилось?

– Приезжай!

Для Илоны смена должна была вот-вот кончиться; Роме полагалось ждать первую полосу с официозом, но ее должны были через десять минут принести. Даже не пытаясь объяснить что-то Роме, Илона понеслась к Оле и обнаружила подругу, в гордом одиночестве приканчивающую бутылку страшного дорогого, крепкого и сладкого финского клюквенного ликера.

– Ты с ума сошла! – воскликнула Илона. Ликер был куплен случайно, для подарка, ждал своего часа в потайном уголке стенного шкафа, и если Оля вдруг его уничтожила – значит, у нее точно с головой не все в порядке.

– Садись, – сказала Оля. – Сейчас и тебе налью. Мне сегодня нужно надраться вусмерть. Понимаешь?

– Нет, – ответила Илона, невольно обрадовавшись ликеру.

– Гошка – сволочь! Илонка, он же спит с Юлькой! Теперь – понимаешь? Он сегодня дома не ночевал!

– Мало ли куда его занесло?

– К Юльке его занесло! Он позвонил и сказал, что уходит к ней!

– Как?!

– А вот так! Увели! Как велик из сарая!

– Ни фига себе…

– Когда он сказал, я думала – сейчас мне станет плохо, и я умру. А не умирается! Пей, Илонка! Все мужики – сволочи! И этого своего Ромку гони в шею!

– Какой он мой?!

– Погоди! Я дура! У Гошки же была заначка, он думал, я не знаю!

Бутылка коньяка стояла на книжной полке, за книгами. Коньяк оказался дешевый, молдавский, но смысл его был не во вкусе, а в градусах.

А в редакции случился переполох – пришел официоз. Всякая встреча генсека с зарубежными лидерами, будь это хоть вождь племени мумба-юмба, вступившего на социалистический путь развития, становилась эпохальным событием, и сообщать о нем следовало на первой полосе, с большими фотографиями. Так что с этой самой первой полосы слетела половина материалов, все пришлось переверстывать, ждать снимок с текстовкой, и Рома основательно застрял.

– Не надо было Илону отпускать, – сказала Варвара Павловна. – Вот бы она сейчас пригодилась. Так ведь ускакала, коза! Даже не попрощалась. Ну, эти девки…

– Может, что-то у нее случилось? – предположил Рома.

– Похоже, что случилось. Ей подружка позвонила, так Илонка к ней и понеслась, как наскипидаренный кот.

– Оля?

Варвара Павловна знала по именам и голосам всех, кто говорил по телефону с ее подчиненными.

– Оля.

Рома взял трубку, набрал на диске номер, но услышал только длинные гудки. И неудивительно – Илона и Оля никого слышать не желали, потому что одна плакала и ругалась, другая ее утешала.

Рома, забеспокоившись, позвонил через пять минут – с тем же результатом. И дальше он названивал по мере приближения к Олиному дому из автоматов.