Шрифт:
— Ну, а ты что молчишь, Матвей? — спросил Сизов.
— Я человек дела, — сказал Лысюк, — куда идти? Где собираться?
— Суббота. Шесть вечера. Здесь, у пристани, — телеграфно кратко ответил Кваснецкий. — Сначала плывем, затем высаживаемся, дальше — пешком. Маршрут разрабатываю я.
— Может, еще созвонимся? Уточним?
— Никаких звонков. Это только дезорганизует.
Неделя прошла в сборах.
Сизов купил рюкзак и ботинки-кеды.
Юлия запаслась шароварами и путеводителем по Подмосковью…
Холодильник был набит консервами.
На письменном столе рядом с полевым биноклем, взятым напрокат у соседа, лежал пакет походной аптечки.
— Вот эта аптечка в первую очередь пригодится, кажется, мне… — многозначительно сказал Сизов своей жене утром в субботу.
— А что с тобой, Вадик? — встревожилась Юлия.
— Сбоку что-то болит. Может, межреберная невралгия… А может, к погоде… Кстати, прогноза на ближайшие дни ты не слыхала?
— По телефону справлялась. В общем, нам не везет: переменно, дожди и грозы.
— Да-а… — протянул Сизов. — Шлепать по грязи не самая большая радость. По азимуту, пожалуй, не пойдешь. Это только для Кваснецкого удовольствие…
— Ты что, раздумал?
— Нет. Ну, пока!
Разговор был продолжен, когда Сизов вернулся с работы.
— Как у тебя эта самая… межреберная? Болит? — спросила Юлия.
— Не говори! А сегодня как узнал, что в понедельник с утра комиссия в отделе будет работать, еще больше разболелась…
— А я туфли походные начала разнашивать. И знаешь — жмут!
— Жмут? — обрадовался Сизов. — Все одно к одному…
— В общем-то, я могла бы пойти… Но если ты не хочешь… Смотри. Решай.
Когда Юлия сказала «решай», у Сизова было такое ощущение, какое испытывает человек, впервые забравшийся на парашютную вышку: и хочется прыгнуть, и страшно.
Вместо ответа Сизов спросил:
— Юля, а что будет по телевизору?
— «Мечты на дорогах».
— О-о! Черт возьми, я давно хотел увидеть этот фильм! Ради него готов жертвовать всем!
Юлия знала, что столь пылкой любви к итальянской кинематографии Вадим раньше не проявлял.
— В общем, дело ясное, — заключила жена. — Лежи на диване и читай путеводитель. Помнишь, как ты красиво декламировал: «Спишь в палатке, на земле, пьешь воду из родника, купаешься в дикой речушке…»? Ха!
— А ты не смейся! Не сейчас, так в другой раз пойдем!
— Но надо же предупредить Лысюка и Кваснецких.
— У них телефона нет. Поедем прямо в Химки, проводим их. Иначе будет не по-товарищески. А о себе скажем… ну… обстоятельства не позволили.
…На пристани знакомых не было. Зашли в ресторан и увидели Лысюка.
— Понимаю, — сказал Сизов, — заправиться решил перед дорогой. Мы тоже можем присоединиться.
Потом присоединились опоздавшие Кваснецкие.
— Знаете, обстоятельства сложились так, что мы пришли вас только проводить, — заявила Кира.
— И я тоже… проводить… обстоятельства… — пробормотал Лысюк, потупя взор. И скрылся за дымовой завесой.
— Если так, то мы одни не пойдем. Какой интерес! — разочарованно заключил Сизов. — Только не понимаю, почему у Кваснецкого на руке компас…
Кваснецкий растерянно покраснел и стал снимать с руки прибор, столь необходимый для хождения по азимуту и ориентировки.
— Это… я… того… когда еще думал, что пойду, надел, а потом забыл оставить дома…
Компас лежал на столе. Стрелка его плавно дрожала и наконец остановилась в направлении буфетной стойки.
С пристани доносился шум голосов. Потом загудел пароход.
— Поехали люди. На лоно природы, — ни к кому не обращаясь, сказал Сизов.
И в ответ прозвучало мечтательно-грустное:
— А мы живем…
Туда и обратно
Семицветов вырос за один день.
Впрочем, так оно нередко бывает.
Сидит человек в «низах», на скромной должности, за скромным узким столом с одним телефоном — и вдруг его вызывают «наверх»…
Он идет «наверх» и «вниз» не возвращается. Он оставлен там, «наверху». Ему предложены высокая должность, широкий стол — и на нем уже не один, а три телефона.
Нечто подобное произошло и с Семицветовым. Правда, его не так уж резко повысили. Но все-таки… Был заведующим клубом, стал начальником управления культуры.