Куликов глуховато спросил:

— А почему же все-таки стали змееловом?

Раджаб ответил с коротким смешком:

— Судьба. Я родился в год змеи по японскому календарю. — И добавил уже серьезно: — Старший брат Рустам был змееловом. Глядя на него, и я решил заняться этим делом. Работа, конечно, трудная, но интересная. Заработки приличные.

— Почему вы говорите о старшем брате «был»? — с недоумением спросил Куликов.

— Он погиб во время охоты.

— На змей?

— На кого же еще!

— И давно?

— Три месяца назад.

— Как это произошло?

Раджаб долго молчал.

— Трудно сказать. Никто этого не знает. Его нашли в песках мертвым. Рядом лежал мешок со змеями. Как выяснилось, смерть наступила от укуса гюрзы. Вообще-то он был на редкость осторожным человеком, умел со змеями обращаться. Я до сих пор не могу поверить, чтобы он так промахнулся да вдобавок еще не сумел оказать самому себе помощь. Впрочем, при нашей профессии всякое может быть, — закончил он с глубоким вздохом.

— А случилось это где? — спросил Куликов.

— Неподалеку от Аяк-Кудука, — вместо Раджаба ответил Усман. — Один чабан гнал отару и увидел его мертвым:

— Семья, наверное, осталась?

— У Рустама? Жена, двое детей.

— А вы, Раджаб, женаты?

— Конечно. У меня большая семья. Пять ребятишек. Два мальчика и три девочки.

— За змеями часто выезжаете?

— Когда наступает сезон. В основном же работаю в районной герпетологической лаборатории, где у пойманных змей добываем яд. Вот недавно занялись разведением змей в неволе. Уже появились первые кобрята…

Замолчали — теперь уже надолго, очевидно, размышляя каждый о своем. Саша лежал в темноте и тоже думал — о Раджабе. Странный человек! Брат его погиб от укуса змеи, сам исполосован шрамами, ему бы ненавидеть этих гадов, принесших столько бед, лютой ненавистью, а он относится к ним даже с какой-то нежностью. Вот и пойми после этого людей! Да если бы с ним, Сашей, случилось что-либо подобное, он бежал бы отсюда куда глаза глядят. Говоришь, двенадцать раз кусали тебя змеи и пока все обошлось? А ты уверен, что тринадцатый — и число-то несчастливое! — не окажется роковым? Нельзя же до бесконечности испытывать судьбу…

Что-то легонько зашуршало сбоку. Саша торопливо поджал ноги. А вдруг гюрза? Судя по всему, их здесь великое множество, иначе чего бы Раджаб выбрал именно эти места для своей охоты. Долго лежал в напряжении. Но шуршание не повторилось. Видно, просто осыпался песок у палатки. И все-таки надо быть поосторожнее. Дернул же черт Куликова и Усмана завернуть сюда! Теперь лежи и переживай, как бы тебя не укусила какая-нибудь гадина. Спать, видимо, не придется. На всякий случай. Конечно, он будет бодрствовать до самого утра, чего бы это ему ни стоило…

Вслушиваясь в слабые шорохи ночной пустыни и потрескивание горящего саксаула в костре, Саша и не заметил, как уснул. И теперь уже до самого утра спал крепко, глубоко, без всяких сновидений.

Поднялись чуть свет, когда над песками стояла розовая мгла и крупные звезды на светлеющем небе еще не успели погаснуть.

Саша проснулся с ощущением усталости. Страшно не хотелось вставать. Сейчас бы снова завалиться — и спать, спать до бесконечности, пока на смену этой тяжести не придет благодатное ощущение упругости и силы мышц. Не вставая, рукой отодвинул полог палатки. В утреннем полумраке прохладно чернели очертания ближних барханов. Усман уже навьючивал лошадей. Куликов и Раджаб хлопотали возле очага, который дымил и никак не хотел разгораться. Нет, теперь уже не полежишь. Хочешь не хочешь, а надо подниматься…

С кряхтением, испытывая отвращение ко всему на свете, Саша выполз из палатки.

«А что, может, пробежку сделать? Как говорится, клин клином выбить…»

Отчаянно рванул по склону вниз. Тысячи иголок сразу вонзились в тело. Но все-таки выдержал характер и пробежал метров пятьдесят. Увы, облегчения не наступило. Напротив, к усталости прибавилась слабость, на лбу даже выступил холодный нот. Чуть прихрамывая, с бледным от страданий лицом, тяжело поднялся обратно к палатке.

Огонь в очаге уже разгорелся и теперь полыхал ослепительно ярким пламенем. Поставленный на него прокопченный чайник помолчал немного и тоненько начал посвистывать носиком. Куликов сыпанул из пачки на ладонь зеленого чая. Подумал — и добавил еще. Дожидаясь, пока чайник закипит, взглянул на подошедшего Сашу и, безошибочно определив его состояние, сказал сочувственно:

— Что, тяжело, брат?

В глубине души тронутый таким неожиданным участием, Саша чуть было не кивнул в ответ, но тут же подумал, что не нужно показывать своей слабости; поспешно отвернулся, словно дым ему ел глаза, и постарался ответить как можно непринужденнее:

— Да ничего особенного.

— С непривычки, конечно, тяжело, — уверенно сказал Куликов. — Я вот тоже давненько не ездил на лошади, вчера проехался верхом, а сегодня чувствую: тело-то побаливает. А ты ведь вообще первый раз сел на лошадь, а?