Одноглазый приблизил факел.

Жестом я показал ему, чтобы он держал его так, чтобы осветить мне лицо.

Потом посмотрел в зеркало.

А из зеркала на себя я не посмотрел.

Не я это отразился в полированном серебре.

Совсем не я.

А кто я?

И что я хотел там увидеть?

Мать Терезу?

Брюса Виллиса?

Лёньку ди Каприо?

Вообще-то в глубине души надеялся на отражение одного лысого старпёра из музейного подвала со шкиперской бородкой без усов. Привык к нему я как-то за полвека.

А из зеркала на меня с неподдельным любопытством смотрел пацанчик лет пятнадцати-шестнадцати с умными светло-карими глазами, овальным лицом еще с детской припухлостью щек и твердым волевым подбородком. Скулы высокие, не неявно выраженные. Нос прямой, некрупный и длины умеренной. И — с ума сдрызнуться: пухлыми красиво очерченными чувственными губами. Обрамляло все это спутанная копна золотистых волос до плеч, сверху прихваченная окровавленной тряпкой.

Мдя…

Внешность у парня — девки млеют, и сами в штабеля укладываются.

— Убедился, что все еще красавчик? — задорно засмеялся одноглазый.

Остальные его охотно поддержали.

Я тоже широко улыбнулся, но совсем по другому поводу. Как фонтаном в душе взыграло: бинго!!! Я наконец-то угадал, под каким наперстком шарик! Если и начинать новую жизнь чёрте где, то лучше всего с бонусом молодости. Все равно в прошлой жизни обо мне плакать некому. И вообще… лучше быть молодым, здоровым и богатым, чем старым, бедным и больным. Это все на Руси знают.

Только вот кто я? Это вопрос. Новое тело, которым я управляю, об этом хранит упорное молчание. Никаких намеков даже.

Что такое «Феб»?

Имя?

Фамилия?

Титул?

Должность?

Разбойничья кличка?

Не понятно совсем, а спрашивать окружающих я пока опасался. Мало ли что тут крутится в «тайнах мадридского двора». Узнают эти морды разбойничьи, что ничего не помню, да и сунут стилет* под ребро. И скажут, что так и было. По голове мальчонке досталось, вот он на стилет сам и упал. И так семь раз. Жалко птичку. Но мы отомстим!

Или того хуже — примут за бесноватого, и сожгут на костре. Кому докажешь что в знакомого им парня вселился сосем другой человек, а вовсе не бес.

Молча, отдал драгоценное зеркало этим жеребцам стоялым. Молодые они. Вся жизненная сила в ржач уходит за неимением других приложений.

Ужинали по-походному: жидким кулешом, с дымком. Мне от общего костра отдельную пайку принесли в плоском медном котелке, снабдив куском серого хлеба и медной же ложкой. Поклонились, пожелав приятного аппетита, и ушли. Странные, незнакомые мне рожи, но ведут себя так, будто знают меня с рождения.

Естественно никуда мы не поехали на ночь глядя, вопреки обещаниям одноглазого бандита. И это правильно — нечего глаза ветками колоть в темени. По идее тело моего реципиента должно в седле сидеть хорошо (шпоры у меня на сапогах золотые на что?), но не факт что это умение осталось у него в связи с вселением в него моей души. А так принимают меня тут за кого-то конкретного, а я и имени-то его не знаю, не говоря о большем. Так что поиграем еще некоторое время в больного на всю голову. Глядишь, сами проговорятся. Тем более что от резких движений голова кружится и после еды слегка подташнивает.

От, были б мозги — было бы сотрясение.

Рядом поставили небольшой, но высокий шатер. Шелковый, тудыть его в кочерыжку. Персонально для меня, как сказали. Красиво жить не запретишь.

Остальные все укладываются спать прямо на землю. На попонах, седло под голову, прямо аки князь Святослав.

И никто не курит. Знать Америку еще не открыли или религия не позволяет.

Около шатра на свежем воздухе устроили для меня опять же вполне приличное лежбище из козьих и бараньих шкур, на которое по мере его готовности меня же и перенесли, даже не спрашивая моего мнения. Но удобней стало и не так влажно, как от сырой земли, укрытой только тонкой шерстяной тканью.

Ну, что: осмотрелся, додик долбанутенький? Делай выводы, — приказал я себе.

Вывод первый по косвенным признакам можно уже делать. Судя по тому, как со мной носятся, я тут не гроб повапленный, а вовсе даже писаная торба. А хорошо это или плохо я даже не подозреваю. По крайней мере, стало ясно, что вреда мне причинять эти разбойники не хотят и вроде даже собираются при опасности меня от нее защищать.

Вывод второй: по одежде, оружию и аксессуарам на дворе стоит голимое средневековье. Это я как музейщик авторитетно заявляю. Век пятнадцатый от рождества Христова плюс-минус лапоть. На пороге Ренессанса.

Вывод третий: обращение «сир»* ко мне от окружающих говорит о том, что среди них я лицо владетельное — «государь». Как минимум баннерет*, потому как золотые шпоры бакалавров* в моем нынешнем окружении не редкость. И на мне самом короткие золотые шпоры, красуются на длинных замшевых ботфортах, мешая принять удобную позу, без потери ее красивости.

Махнул рукой проходившему мимо воину с мечом на поясе.

Тут же подошел, ни секунды не помедлил, но на колени не встал. Только голову склонил.