Я к чему это, да к тому, что не удержался на рынке и купил своей камеристке в подарок узорчатые серебряные серьги с крупными овальными аметистами. Камень верности. Три ха-ха.

А так, сам собой, нантский рынок особого впечатления не произвел, базар как базар, похож даже несколько на рынок в египетской Александрии двадцать первого века, разве что никто за руки не хватает, и не орет в ухо. Нет, тут продавцы столбами не стоят как в Москве, все активно расхваливают свой товар на все лады, но с некоторой культурностью что ли. А вот навесы от солнца очень даже похожие.

В посуде много изделий из дерева и глины, металла мало все больше немецкое или английское олово. Грубое. Насколько понимаю, что-то более престижное заказывают у соответствующих мастеров напрямую. Тут же в продаже исключительно ширпотреб. Но и цены весьма и весьма демократические.

Торгуют по рядам. Ряд — отдельный вид товара. Пословица русская: «Куда прешь со свиным рылом да в Калашный ряд» как раз не про то, что у чела морда похожая на свиное рыло, а про то, что он прется продать свиную голову там, где торгуют хлебобулочными изделиями, чем злостно нарушает правила торговли.

Походя, купил себе дюжину льняных полотенец и столько же салфеток. Пару простыней и скатерть. Один стрелок тут же превратился в носильщика.

Походный погребец еще присмотрел с набором простой серебряной посуды разумных размеров для пития, (а то тут везде кубки минимум на пинту, а то и на литр с гаком). Кроме стаканчиков двух размеров в него входили две литровые фляги, мелкие тарелки; солонка и перечница с крышками, но без дырок; комплект столовых ножей и ложек, тоже серебряных. Все на четыре персоны. Вилок нет, придется заказывать отдельно. Все в аккуратном чемоданчике из толстой бычьей кожи, с креплениями, чтобы не побить и не поцарапать в дороге и заранее приготовленными местами для скатерти и салфеток. Нужная вещь. Сначала приценился к ней сам и, сделав вид, что мне не понравилось, ушел. А отойдя, послал стрелка купить этот погребец как бы для него. Вышло в два раза дешевле. Народный налог на понты еще никто не отменял, а у меня на шее золотая цепь ордена Горностая.*

Еще разорился на заранее очиненные фазаньи перья, бронзовые перочинный ножик и чернильницу с песочницей — тоже в походном варианте, все, кроме чернильницы, складывалось в узкий деревянный пенал со сдвижной крышкой. Носился такой пенал на поясе, на завязках. Тут всё на поясе носят — до карманов еще не доросли. А чернильница вешалась как орден на шею на приличной такой цепи — кобель не сорвется.

И с самого края базара зацепил на излете большой набор аккуратно сделанных гребешков и расчесок из можжевельника с зубьями разной частоты, а то волосы длинные — за ними уход нужен. Пусть Ленка трудится. Я ей еще ножницы закажу. Нормальные. С винтиком.

Дверь дома банкира встретила нас новой архитектурной формой: на слуховое окошко снаружи была прибита бронзовая решетка. Быстро тут у них решения принимаются. Уважаю. А может это порка привратника так стимулировала. Да и нос у него как бы ни разу не казенный.

В этот раз мы даже в дверь постучать не успели, как она резко открылась настежь, едва мы вступили на крыльцо, и встречал нас на пороге сам хозяин дома в почтительном поклоне.

Долго в доме Вельзера мы не задержались. Ровно настолько, насколько потребовалось мне времени на варку кофе, его дегустацию и на выслушивание хвалебной лести моим кулинарным изыскам. Даже с кухни никуда не уходили.

Будущий беарнский эскудеро* был заранее облачен в дорожное платье и собран, ему на улицу вывели коня — красивого вороного фриза*, и в сопровождении двух своих вооруженных слуг на ронсенах* он повел нас из города знакомить с капитаном галеры.

Скакать пришлось прилично, километров пять-шесть от города на запад, почти к эстуарию* Луары.

Путь наш проходил мимо сгоревшего порта, напоминавшего скорее кладбище кораблей. Останки пакгаузов энергично разбирали погорельцы, стараясь найти что-либо чудом сохранившееся от пожара. Мелкий древесный уголь ссыпали в бурты, а обгоревшие, но еще целые бревна укладывали в штабеля для продажи на дрова.

— С удовольствием раскупят их горожане, ваше высочество, — просветил меня банкир. — Цена будет очень привлекательной, ибо, чем скорее расчистят пожарище, тем быстрее купцы приступят к возведению нового пакгауза.

— Мэтр Иммануил, а почему пакгаузы не строят из камня? Его же вокруг города полно.

— Ах, ваше высочество, сразу видно, что сферы мелочной торговли ниже вашего горизонта, в котором вы мыслите большими стратегиями. Деревянный склад быстро возводится и себя очень быстро себя окупает, а каменный — это уже долговременное вложение. Для того кто работает на обороте, это все равно что закопать деньги в землю. Да и не бывает чисто каменных зданий. Перекрытия, стрехи, внутренние перегородки, окна, ставни, ворота все равно будут деревянными. При таком большом пожаре и в каменном здании найдется чему гореть — тот же товар, пусть даже крыша будет из сланцевой черепицы. Вот увидите, что через неделю они уже начнут ставить новые пакгаузы, такие же как были, на тех же местах.

— А корабли, сгоревшие и утопшие, так и останутся памятником благовонному пожару? — я смотрел на их обугленные останки.

— С этим повозятся дольше, но разберут на доски и поднимут. Иначе как торговать без причала? Сами увидите, ваше высочество, что до зимы в городе простого подсобника будет не найти. С рыбачьих деревень ныряльщики подтянутся. Все расчистят, как было.

— Не увижу. Уеду отсюда на днях, вашими стараниями, мэтр Иммануил.

— Простите меня, ваше высочество, за образную фигуру речи, — потупился Вельзер.