– Ну, так может, потанцуешь. В соседнем зале уже танцы начались. Там много хороших девушек, – сказал Ельчанинов и подмигнул.

Ларсон послушался его. Вернулся в зал, где во всю длину зала, при звуке самой печальной музыки, дамы и кавалеры стояли в два ряда друг против друга. Мужчины низко кланялись, девушки низко приседали, вначале прямо против себя, потом поворотясь направо, затем налево. Причем этими приседаниями и поклонами они занимались, скорее всего, уже около получаса, так как вскоре они прекратились. Меншиков вышел на середину зала и приказал музыкантам играть менуэт.

О следующем увеселительном собрании сообщил лично сам Петр Алексеевич. Оно должно было состояться под самый новый год в доме боярина Курбатова, числа тридцатого. А пока наступала уже ставшей привычной рутинная жизнь золотаря, и Ларсон это понимал, как никто иной. Ельчанинова, напившегося на собрании до чертиков, и Андресу пришлось провожать его до дома. К счастью жил тот неподалеку. Уже знакомый денщик встретил их с распростертыми объятиями.

– Хвала Иисусу, что вы его привели, – молвил Тихон. – Я уж опасался, как бы он в дороге не замерз. Ведь слабость к вину князь сильную испытывает. Не может и дня без глотка прожить. Он взял Ельчанинова под руки и увел в дом. Затем вернулся.

– Вот тебе деньга, – проговорил денщик, доставая монету.

– Не надо денег, – отрицательно замотал головой эстонец, – Силантий Степанович, мой единственный тут друг.

– Тогда я тебя в Преображенское доставлю, ты только подожди чуток.

Денщик скрылся во дворе дома. Ларсон чуть не замерз, пока дождался. Ворота открылись. Появилась уже знакомые сани. Тихон, кутаясь в овчинный тулупчик, крикнул:

– Прыгай в сани.

Ларсона доставили домой. Денщик попытался еще раз отблагодарить эстонца, но тот сказал только одно:

– Обижусь!

А потом через пять дней было вновь увеселительное собрание. Приглашенные вновь веселились. Дым стоял коромыслом, звучала бесконечно мазурка, а те, кто не придавался танцам, играли в шахматы. Ларсон пробовал еще раз сыграть в четверные шахматы, но вновь (вернее сказать – опять) проиграл. Уроки, которые ему давали приходившие к нему в гости Ельчанинов, Квятковский и даже сам Меншиков, не помогали. Андрес надеялся, что когда-нибудь ему удастся освоить эту интересную, и куда более сложную игру, чем обычные индийские шахматы.

А наследующий день, вернее ночь, все праздновали новый год. В главном соборе Кремля состоялся молебен. Затем народ вывалил на улицы и был учинен фейерверк. Всюду звучали выстрелы. И все было так, словно Андрес вновь вернулся в свою эпоху, за исключением нескольких маленьких вещей, таких как телевизор, по телеканалам которого обычно кажут концерты и президентов, да салата оливье.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Кончились и праздники. 12 января государь получил депешу от посла, что находился в Дании. Тот сообщал, что удалось заключить союз, а в случае войны между Англией и Францией, Дания выступала на стороне России супротив Швеции. Король обязался дать Петру солдат и три драгунских полка.

Двадцатого января государь московский послал Шереметеву для советов судью воинских дел Стрешнева. В тот же день Апраксину были отправлены корабельных дел мастера Николас и Ян. Государь повелел ему построить до его приезда корабль и приготовить аж сто пятьдесят собачьих шапок и башмаков.

В конце января Петр отбыл в Бирж, где встретился с Августом. Там государь пообещал тому дать взаймы двести тысяч ефимок да двадцать тысяч войск.

Петр из Москвы, куда он вернулся восьмого марта, выслал девятнадцать полков под началом князя Репнина в Лифляндию, где они соединились с саксонским генерал-фельдмаршалом Штейнау близ Копенгаузена.

Переговоры с Саксонией прошли хорошо. Недоразумение вышло, когда на первую встречу с Августом, Петр явился в недавно пошитом костюме (образцом послужило одеяние, в котором под Нарвой появился Ларсон). От государя Московского не ускользнула усмешка саксонца, самодержец даже был убежден, что Август готов был прыснуть от смеха. И он бы сделал это если бы не военная помощь, которую хотел получить от Петра. Поэтому он просто сдержался, и жестом предложил присесть напротив него за стол.

Государь и сам чувствовал в новом костюме дискомфорт. Он больше думал о нем, чем о делах, ради которых приехал. Поэтому после получасовой, безрезультатной беседы, Петр предложил перенести встречу на завтра. Август видя, в каком положение тот находится, согласился.

Петр вернулся к себе. Почти весь вечер ходил и проклинал неизвестных ему мастеров, придумавших такие неудобные брюки и пиджаки. Алексашка только вздыхал, и иногда между паузами, которые делал государь, вставлял реплики:

– Мин херц не все что терпимо в Европе, не приемлемо у нас.