Интересно мнение одного из лидеров кадетской партии кн. П.Д. Долгорукова. Он писал в своих тезисах, что «если Государь не вступит на путь создания ответственного министерства, то перед нами, судя по последним настроениям семьи Романовых, встает грозная опасность дворцового переворота. Между тем дворцовый переворот не только не желателен, а скорее гибелен для России, так как среди дома Романовых нет ни одного (выделено мною. – В. К.), кто мог бы заменить Государя»… Это понимал лидер оппозиционной партии. Этого не понимала Императорская фамилия.

Между тем Государственная Дума приступила уже к выбору членов Правительства, которое должно было быть сформировано после задуманного переворота. Оно было намечено на заседании у кн. Львова, в кабинете гостиницы «Франция». Председателем Правительства – кн. Львов, мин. ин. дел – Милюкова, военным – Гучкова, юстиции – Маклакова или Набокова, земледелия – Шингарева, торговли и промышленности – Коновалова, просвещения – Мануйлова. Мельгунов пишет: «…о Керенском тогда никто и не вспомнил». Был и другой вариант: Председатель П-ва – Родзянко, внутр. дел. – Гучков, ин. дел. – Милюков, финансов – Шингарев, путей сообщения – Некрасов, земледелия – Кривошеий, военный – Поливанов, юстиции – Маклаков, просвещения – Игнатьев, торговли и промышленности – Коновалов. Второй список интересен тем, что в него включали трех бывших царских министров – Кривошеина, Игнатьева и Поливанова. Как мы видим, с некоторыми поправками, эти списки соответствовали первому составу Временного правительства.

По какому же признаку намечались все эти кандидаты в будущее правительство, которое и было сформировано после удавшегося «бабьего» бунта (превращенного затем в революцию), столь усердно подготовлявшегося прогрессивным блоком? На этот вопрос можно ответить с помощью книги Мельгунова «На путях к дворцовому перевороту».

В своей книге Мельгунов пишет: «Трудность установления фактической канвы лежит не только в психологических основаниях. Вмешивается и другая таинственная сила, скрытая от взоров профанов – тайна русских масонов. Мы увидим несомненную связь между заговорщицкой деятельностью и русским масонством эпохи мировой войны. Но здесь, передо мной, табу уже по масонской линии. Современнику очень щекотливо раскрывать чужие тайны. Постараюсь быть осторожным в этом отношении» (С. Мельгунов «На путях к Дворцовому перевороту»). Вы замечаете, как, уверенный всегда в себе, Мельгунов усердно делает реверанс в определенную сторону? А уж кому, как не Мельгунову, знать об этом! Будем же и мы осторожны в «щекотливом» вопросе.

Буду ссылаться, конечно, на Мельгунова.

«На первый взгляд отдельные планы дворцового переворота как будто и совсем не связаны между собой. Два центральных проекта – львовский и тучковский – непосредственно вышедшие из среды общественности, по видимости, развиваются вне зависимости друг от друга. И только в словах Милюкова можно найти намек на некоторое взаимоотношение, установившееся между существовавшими “кружками” через посредство отдельных лиц… эта связь была преимущественно по масонской линии. Значит, интерес Департамента полиции к масонским делам был не праздный и не случайный: Масонство оказалось “большой революционной силой”» (Мельгунов).

И дальше: «…действительно, через масонов шла организация мнения и создавалась некоторая политическая солидарность. Очевидец рассказывал мне, например, о приеме в масонский клан командира финляндского полка Теплова. Одним из “братьев” ему задан был вопрос о царе. Теплов ответил: “Убью, если велено будет”… Были инсталлированы ложи не только в Петербурге и Москве, но и в Киеве, Одессе, Н.-Новгороде. Была в Петербурге «Военная Ложа», собиравшаяся, между прочим, во дворце А.А. Орлова-Давыдова» (Мельгунов).

Вы слышали? «Убью, если велено будет», – говорил полковник Императорской Армии о своем Государе Императоре. Велено будет все: и «хлебный бунт», и бунт запасных батальонов, и «псковская западня», и все вытекающие из этого последствия…

Мельгунов пишет дальше: «Мне кажется, что масонская ячейка и была связующим как бы звеном между отдельными группами “заговорщиков” – той закулисной дирижерской палочкой, которая пыталась управлять событиями» (Мельгунов).

«Тиханович-Савицкий, председатель астраханской монархической народной партии, уведомлял конфиденциальной телеграммой 30 декабря близкого Николаю II адмирала Нилова о подготовке Гучковым дворцового переворота и умолял воздействовать на царя в том смысле, чтобы были удалены из армии, с ответственных постов “гучковцы” и в частности ген. Лукомский». «Царя, однако, не удавалось разубедить в его доверии к армии. Об агитации в армии, об офицерских кружках, которые посещались и солдатами, делал Николаю II особый доклад и военный министр ген. Беляев».

Но вот информация о том, что происходило в Петроградском гарнизоне, от Департамента полиции: «Департамент полиции отмечает в одной из гвардейских частей собрания офицеров вместе с солдатами. Этой частью были запасные части Преображенского или Павловского полков, они легко откликнулись в февральские дни на революцию, потому что были уже подготовлены к возможности “переворота”. План восстания, разработанный офицерами Преображенского полка (запасного батальона. – В. К.), был якобы закреплен в штабе полка уже в ночь с 26 на 27 февраля. Полк должен был выступить на Дворцовую площадь перед Зимним дворцом и соединиться с Литовским и Семеновским полками. Затем арестовать правительство в Мариинском дворце. Гвардия отдавала себя в распоряжение Государственной Думы и, опираясь на поддержку командующих фронтами (выделено мною. – В. К.), с оружием в руках добивалась осуществления “главного пункта прогрессивного блока – министерства общественного доверия” причем имелось в виду отречение Николая II».

Но был еще генерал, на которого вожаки прогрессивного блока возлагали большие надежды как на члена заговора, который при помощи военной силы мог произвести намеченный переворот. Это был генерал Крымов. «После самоубийства участника Корниловского движения ген. Крымова, М.И. Терещенко выступил с интервью. Терещенко говорил: “Я не могу не вспомнить последних месяцев перед революцией, когда ген. Крымов оказался тем единственным генералом, который из великой любви к родине не побоялся вступить в ряды той небольшой группы лиц, которая решилась сделать государственный переворот”… Ген. Крымов неоднократно приезжал в Петербург… и пытался убедить сомневающихся, что больше медлить нельзя… Но более осторожные лица убеждали, что час еще не настал. Прошел январь, половина февраля. Наконец, мудрые слова искушенных политиков перестали нас убеждать, и тем условным языком, которым мы между собой сносились, ген. Крымов в первых числах марта был вызван в Петроград из Румынии, но оказалось уже поздно. Таким образом, и Терещенко подтверждал, что заговорщики уже готовы были приступить к действию в начале марта».