Сведье взвалил тушу на плечи, принес в землянку и бросил к ногам Угге:

— Вот тебе козлятина вместо баранины. Стреляное ничуть не хуже ворованного.

Он содрал с козла шкуру, разрубил тушу на куски, зарыл в землю потроха и повесил шкуру над очагом.

Угге стоял и смотрел: Сведье был и вправду горазд охотиться. Мяса у них теперь было вдоволь, но хлеб кончался, а соль была на исходе. Козлятину надо круто посолить, иначе в эту пору она быстро протухнет.

Через несколько дней Сведье застрелил козленка на поросшей травой и кустарником прогалине. Но лесной вор заворчал. Что проку стрелять козлят, говорил он, коли соли в обрез? Что толку попусту гноить мясо? Есть ведь на свете и другая еда. Пускай-ка Сведье сходит в лес за хлебом, маслом, медом и ветчиной! Этакий ловкий охотник наверняка подстрелит себе каравай хлеба либо свиной окорок.

Днем Сведье ходил в лес, а Угге лежал в землянке и спал. Каждый день он говорил, что пойдет нынче же ночью. Но когда наступал вечер, он выходил из землянки и, поглядев на погоду, оставался дома.

Стояли ясные лунные ночи, и тот, кто отважится воровать в полнолуние, может пойти прямиком к Дубу Висельников и сунуть голову в петлю. Без крайней надобности Угге никогда не воровал в новолуние. Всему свое время, и если хочешь удачи, то воровать надо, когда месяц на ущербе.

Летом, в светлые короткие ночи, лесные воры отдыхают. В снежные зимы, когда на снегу остаются следы, им тоже приходится без дела отлеживаться дома, а вот бесснежная зима — дар божий. Да и весной, когда сходит снег, и осенью, до снегопадов, воровать самая пора. И теперь время подходящее уже не за горами — безлунные, темные ночи и твердая, подмерзшая земля.

Однажды вечером занепогодилось. Угге вышел из землянки, поглядел на небо, потом натянул овчину и обул берестеники, как делал всякий раз, собираясь в дальнюю дорогу. Он взглянул на рваные штаны Сведье и подумал, не стянуть ли для него новые. Какие хотелось бы ему, спросил он Сведье, — из холста или из сермяги? Если нужно украсть одежду, то придется лезть в дом к помещику или пастору.

— Не утруждай себя, — сказал Сведье.

Лесной вор собрался наведаться этой ночью в деревню. Но где у него воровской корень, которым можно открыть любой замок? Сведье не заметил, чтобы тот положил что-нибудь в карман. Видать, он отпирал замки голыми руками.

Угге поглядывал на Сведье из-под косматой огненно-рыжей гривы. Почему он не уходит? Сведье отвернулся.

Лесной вор стоял в ожидании. Он что-то хотел от Сведье.

— Я спас твою жизнь, Сведьебонд. Так или нет?

— Спас.

— Да только ты не отблагодарил меня.

— Я благодарил тебя.

— Если ты честный человек, сослужи мне службу.

— Какую?

— Пойдем вместе, пособишь мне.

Сведье вскочил, будто лук распрямился:

— Мне воровать с тобой?

— Я думал, ты сам назовешься в помощники.

В воровском деле, продолжал Угге, ладно быть вдвоем, ну, как ногам у человека. Один входит в дом, другой караулит снаружи. Нужно доверять друг другу. Пригодится молодой да сильный парень, когда украденное надо будет тащить по лесу. Через несколько лет из меткого стрелка получится умелый и ловкий вор.

— Да ведь ты знаешь, вором я сроду не был.

— Не был, так станешь. Умельцем не родятся.

— Отвяжись! — запальчиво ответил Сведье.

— Стало быть, не поможешь?

— Сам себя прокормлю.

— А где ты найдешь в лесу хлеб? — спросил Угге. — А как ты будешь жить, когда у тебя кончатся порох и пули? А где ты возьмешь мясо, когда тебе нечем будет стрелять? Выходит, я иди и воруй для тебя? Может, прикажешь мне работать ночами, когда ты, лежебока, будешь валяться на лавке у очага?

Сведье был обязан Блесмольскому вору жизнью. Но сейчас внутри у него все кипело, и он не мог дольше терпеть. Лицо его побагровело под густой бородой, и он молча стал собирать свои пожитки.

— И почему это я не бросил тебя в лесу? — с досадой проворчал Угге. — Зачем не отдал тебя на поживу волкам и воронам? Никто не просил меня помогать, и никто не сказал спасибо.

Угге сидел на чурбане перед очагом и плевал в огонь так, что головешки шипели. Когда он поднял глаза, то увидел Сведье уже на пороге и спросил:

— Ты куда это собрался?

— О себе я позабочусь. Сюда ты принес меня, а обратно сам уйду.

Гнев у лесного вора уже схлынул. Он и раздумье и смущении запустил пятерню в непослушные волосы, которые ершились, словно выжженный солнцем багряный можжевельник.

Разве что нехристь какой столкуется с этим упрямцем Сведьебондом, а крещеный человек — нет. Он, видать, думает, что в лесу можно обойтись без воровства. Оставлять следы в лесу на охоте не боится, а чтобы как-нибудь ночью на воровской промысел пойти, так на это его не станет. Сладу с таким другом-приятелем нет, пусть он и мастер стрелять.

Но крещеному и верующему надо обходиться с ближним своим по-божески, по справедливости. Прощать надо ближнему своему. И если он нынче простит брата своего, то сделает доброе дело.

Сведьебонд — охотник умелый и кормить может.

Угге подошел к Сведье и мягко сказал:

— Нечего нам перебраниваться. Давай жить вместе!

Лишь когда лесной вор в третий раз повторил свои слова, гнев у Сведье поутих. И, только когда Угге на прощание повторил те же самые слова в четвертый раз, согласие вновь установилось между ними.