Шрифт:
Что касается Гены, то, вместо того чтобы, как мы, дураки, закидывать грамоты в нижний ящик стола, он приносил награды Родины домой.
И говорил жене:
– Дорогая, тебе крупно повезло – ты вышла замуж за отличника боевой и политической подготовки. Наливай!
И жена наливала ему стопарик. А то и два. В зависимости от того, кто поощрял Гену. Командир лодки обходился жене Столярова в один стопарик, комдив – в два, комбриг тянул на три рюмахи, а за грамоту от командира базы или кого повыше приходилось выставлять бутылку.
В итоге за несколько лет непорочной службы у жены Гены скопилась порядочная стопка красочных листков с надписью «Грамота». И было это, как сказано в Библии, хорошо.
Но все хорошее кончается. Особенно на флоте.
В один из погожих весенних деньков «букаха» вышла в море. Вместе с комбригом. Погрузилась, а потом всплыла.
Комбриг приказал Гене бросить за борт гранату, чтобы работавшая в паре лодка тоже появилась на поверхности.
Гена бросил. Но из-за тесноты на мостике лодки при размахе он слегонца задел лысый череп комбрига. А так как здоровьем Гену Бог не обидел, это «слегонца» чуть не раскроило комбриговскую черепушку. Мозги не вылезли – их там и не было никогда, но вид у комбрига товарным быть перестал.
После этого карьера Гены стремительно пошла на убыль. Пристебаться можно и к телеграфному столбу, а уж к старпому все тот же Господь велел.
Сперва у Гены появились выговоры, потом строгачи, потом энэсэсы [27] .
Когда дело дошло до парткомиссии, этой красной гильотины перестройки, жена Гены не выдержала.
Прорвалась на заседание. Там как раз для Гены эту гильотину и точили. Чтобы легче башка отлетала.
Супружница бросила на стол перед секретарем парткомиссии толстую стопку грамот:
27
Энэнэс (ННС) – предупреждение о неполном служебном наказании. Самое страшное наказание для советского офицера. Далее следует только расстрел.
– Вы что, паразиты, сожрать Гену моего хотите? Говорите, не офицер, а дерьмо? И не первый год плохо служит? А это кто выдавал?
Высокая комиссия склонилась над грамотами.
– Вы смотрите внимательнее, кто подписывал! – кричала Генина жена.
Посмотрели. Комдив, комбриг, комбазы и даже комфлота…
Пришлось ограничиться постановкой на вид. А так хотелось чего-нибудь с занесением впаять! Не получилось. Даже обидно.
В общем, можно с начальниками бороться. Важно – быть к этой борьбе в постоянной боевой готовности.
Или, как говорил морякам командир первого моего корабля, славного сторожевика «Туман», Сергей Сергеевич Степанов:
– Краснофлотец! Не щелкай клювом!
У каждого доктора должно быть свое кладбище
Коктейль «Клятва Гиппократа» и минутное ощущение загнивающего капитализма
Корабельный врач – что-то особенное во флотской иерархии. Как писал Александр Покровский, корабельный врач – «последняя степень офицерского падения». На предыдущей ступеньке стоит начальник химслужбы. Одного зовут хымик, другого – док. У обоих – никаких прав. Док даже не может освободить заболевшего моряка (тем более офицера) от службы. Потому что такое право есть только у командира корабля. Врач может лишь ходатайствовать об освобождении от службы. Но получается редко: для советского (и уж тем более российского) офицера 37,5 градуса – нормальная рабочая температура.
О химиках говорить не буду, а что касается докторов – это всегда в своем роде уникумы. Мой сослуживец-док, к примеру, заканчивал военную карьеру снайпером в Чечне. То есть не столько лечил, сколько калечил, мягко говоря.
Я уже год отслужил на сторожевике «Туман» (то есть вся корма была в ракушках), когда к нам прибыл для прохождения службы лейтенант-медик Сан Саныч Курочка.
Через пару месяцев слава о нем гремела по всей Лиепае. Саныч обладал огромными запасами пенициллина (и знаниями в области лечения болезней, происходящих от фривольного поведения) и знал с десяток способов борьбы с насекомыми, которые порой одолевают настоящих мужчин. А так как вся Лиепая спала под одним одеялом, док стал очень популярным в офицерской среде.
Комдив через три месяца кричал на него:
– Курочка, блин! Вы развратили весь офицерский состав некогда приличного корабля!
А грех лейтенанта заключался в том, что он приучил сослуживцев к игре в преферанс.
Как я понял в дальнейшем, у корабельных врачей это в крови. Меня к преферансу тоже пристрастил док – старший лейтенант медицинской службы Савелий Штангаров, но уже в Балтийске. За что я ему до сих пор благодарен. Хотя учеба обошлась мне дорого – в первый же вечер проиграл пару ящиков пива.
Страсть корабельных медиков к азартным играм вполне объяснима. Что еще делать в море, если личный состав здоров? А больным он быть не может по определению. Личный состав – это матчасть дока, а если матчасть не в строю, как может док сойти с корабля? Так что все были здоровы.
Это потом, когда Сава стал главным нейрохирургом Балтийского флота, он любил приговаривать:
– У каждого доктора должно быть свое кладбище.
Вообще-то у корабельного врача всего два пути. Или, расслабившись, прижигать матросам прыщи и закончить карьеру во флотской санэпидемстанции, или, напрягшись, проводить операции в военной поликлинике, чтобы оставаться профессионалом. И в итоге сбежать в ближайший госпиталь, раз уж сразу не удалось туда попасть. Но пока ты в море – занимайся разве что прыщами.