Жанно, стоя на подножке второй кареты, старался успокоить своих соплеменников.

— Принцесса добрая… вы не бояться!

Говоря это, славный малый вдруг поежился. Возвышаясь над толпой, он мог видеть набережную, где стояло здание новой казармы. У ворот два капуцина в сапогах и широких плащах с капюшонами о чем-то говорили с лейтенантом. Один из монахов держал в руках пергамент, а второй мстительным жестом указывал на паперть, куда в этот момент вышли Батистина с губернатором. Жанно не знал, отчего эти двое внушают ему страх, но животный инстинкт предупреждал бывшего раба о надвигавшейся опасности.

Внезапно капюшон одного из монахов приподнялся под порывом ветра.

— Ах ты гадина! — пробормотал сквозь зубы славный малый.

Под коричневым сукном сверкнули угольно-черные глаза. Полный ненависти взгляд был устремлен на Батистину и Флориса, который вел под руку Эмилию, следуя к карете прямо за спиной вдовы.

— Беги, парень, а потом дай мне знать о себе!

Услышав эти сказанные шепотом слова, Жанно опасливо оглянулся. Адриан де Вильнев-Карамей стоял рядом с подножкой, однако выглядел он таким неприступно-холодным, что Жанно никак не мог понять, действительно ли граф говорил с ним. Жанно вновь взглянул на здание казармы. Оба капуцина исчезли, а лейтенант в сопровождении гвардейцев, рассекая толпу, направлялся к собору.

— Поторопись и ни о чем не беспокойся, я тебя прикрою!

На сей раз сомнений не оставалось — этот шепот исходил именно от графа де Вильнев-Карамей. Жанно не стал дожидаться повторного приглашения и, соскочив на землю, затерялся в толпе, мешавшей губернатору с Батистиной подойти к карете. Люди толклись на паперти, слишком тесной для такого сборища.

— Вот горе-то!

— Приехать издалека, чтобы так быстро овдоветь!

— Какая хорошенькая!

— Пропустите же! — кричали швейцарцы.

— Дорогу! Дорогу его превосходительству! — надрывались церковные служки.

Друзья покойного старались оттеснить любопытных. Некоторые сорванцы ухитрились оторвать на память клочок подвенечной фаты.

— Идемте, госпожа герцогиня!

Губернатор увлекал вперед Батистину. Той удалось наконец добраться вместе со своими фрейлинами до экипажа. Адриан протянул руку сестре, помогая ей подняться в карету. Он что-то шепнул, но она не расслышала, поглощенная мыслью о Флорисе и Эмилии. Выворачивая шею, она пыталась углядеть, что делается у нее за спиной. Флорис следовал за ней по пятам, ведя под руку невесту.

Слезы вновь потекли из глаз Батистины.

— Ах, госпожа герцогиня, ваше горе разрывает мне душу! — просюсюкал губернатор, поднимаясь на подножку.

Он даже осмелился взять за руку прекрасную вдову, чтобы запечатлеть почтительный поцелуй. Про себя господин Водрей думал, что роль утешителя дает ему в будущем некоторые надежды. Фрейлины, рассаживаясь на бархатных подушках, посматривали на него искоса.

Эти взгляды действовали губернатору на нервы, хотя своими огромными кринолинами шесть дам приносили несомненную пользу — господин де Водрей мог теснее прижаться к княгине. Он чувствовал ее бедро под шелковой тканью и воспламенялся все больше. Высунув голову из окна, маркиз хриплым голосом приказал:

— Вперед, кучер!

— Минутку, ваше превосходительство! Одну минутку!

Лейтенант и его гвардейцы уже просто отшвыривали в сторону зевак, чтобы скорее добраться до кареты.

— Позже, Прадель! Сейчас не время! — раздраженно воскликнул губернатор, мысли которого были заняты совсем другим.

Но офицер, не слушая, вскочил на подножку и протянул пергаментный свиток.

— Приказано срочно передать вашему превосходительству!

Лейтенант с любопытством заглянул в карету, и Батистине почудилось, что он смотрит на нее с какой-то наглой дерзостью.

— Простите, ваше высочество… Долг службы!

Губернатор развернул свиток. Мгновенно лицо его побагровело, он с испугом уставился на Батистину, а затем обратился к офицеру:

— Гм… Прадель… откуда… гм… кто передал вам этот документ?

— Два капуцина из монастыря в Поншартренс, ваше превосходительство!

— Но… но каким образом он попал к ним в руки?

— Умирающий отдал им его на исповеди, ваше превосходительство!

Губернатор вытер лоб платком. Мысли у него путались, руки дрожали, лицо приобрело желто-зеленый оттенок.

«Боже милосердный, если все это правда, моей карьере пришел конец!» — подумал несчастный маркиз.

Нене, Тонтон и Золотая Ляжка вытягивали шею, стараясь разглядеть, что написано в таинственном документе. Они совершенно забыли, что не умеют читать.

Батистина же, сохраняя скорбное выражение потрясенной горем вдовы, даже не шелохнулась.

— Покорнейше прошу извинить меня, мадам!

Маркиз де Водрей выскочил из кареты. Знатные особы, стоящие на паперти, начали перешептываться, догадываясь, что произошло из ряда вон выходящее, событие.