А в ушах Флориса все еще звучали истинные слова песни:

Внезапно его сердце гулко забилось. Он сам не знал почему, но Луизиана напомнила ему Украину — Украину, где он едва не стал царем мятежных казаков… «Здесь солнце светит ярче, а земля родит больше! Сердце же казаков крепче стали!» Да, именно так говорил гетман Саратов, крестный Флориса. Но в Луизиане, если не считать Федора, казаков и в помине не было. Флорис вздохнул.

— Здравствуйте, господин де Портжуа! Предаетесь размышлениям? Тпру! Тпру!

Этот возглас вернул Флориса на землю. Мари-Бланш Шьендель де Понтальба правила тяжелой повозкой. За ее спиной сидели на мешках с хлопком рабы. Лицо молодой женщины было скрыто от солнца полями широкой шляпы. Рыжие кудри рассыпались по плечам. На губах Флориса появилась улыбка. Мари-Бланш была очаровательна.

— Мое почтение, мадам! Вы преобразились в прелестного возчика!

— Мне надо сбыть хлопок, сударь… Моя плантация находится в нескольких лье отсюда, а управляться теперь приходится самой…

Флорис подошел к повозке. Мари-Бланш вдруг наклонилась к молодому дворянину.

— Всего три лье, сударь, по дороге к протоку Сен-Жан! Я каждый вечер играю на клавесине. Приезжайте в одиннадцать…

Флорис мысленно прикинул время. Рыжая кобыла отличалась резвостью, но летать, подобно Пегасу, все же не могла. Поймав на лету руку очаровательной вдовы, он прикоснулся губами к ее пальцам.

— Жестоко заставлять меня ждать до одиннадцати, мадам… с вашего позволения я приеду в десять…

Мари-Бланш рассмеялась, напустив на себя простодушный вид.

— Позволяю, сударь, позволяю… Приезжайте вместе с графом де Вильнев… Кажется, Жольетта де ла Бюисоньер собиралась заглянуть ко мне сегодня… Но, но!

Виконтесса щелкнула кнутом. Флорис хлопнул по крупу одну из впряженных в повозку лошадей, а затем приподнял треуголку.

— Мадам, я совершенно счастлив, клавесин — это моя страсть!

С набережной послышались возбужденные крики. Люди бежали к берегу. Вдали показались мачты корабля.

— «Луара», «Луара»!

Флорис поспешно подошел к Адриану. На судне спускали паруса. Корабль медленно поднимался по Миссисипи. Лоцманы измеряли глубину, выверяя курс.

— Что-нибудь узнал? — спросил Адриан, не отрывая глаз от приближающейся «Луары».

Флорис пожал плечами.

— Ничего! Правда, нас обоих сегодня вечером пригласили к виконтессе… А ты что-нибудь выведал у этого матроса?

— Тоже ничего… Он никогда не слышал о «Красавице из Луизианы».

Флорис, не в силах скрыть разочарование и досаду, отвернулся. В толпе медленно двигалась роскошная карета, перед которой шествовали рабы.

— Пропустите! Дорогу его превосходительству! Расступитесь!

Губернатор направлялся к пристани, видимо, желая встретить какую-то важную персону, прибывшую в Новый Орлеан на борту «Луары».

— Здравствуйте, господа… Какая невыносимая жара! А, господин де Вильнев! День добрый… Ну и ночку мы пережили!

Маркиз де Водрей дружески взял Адриана под руку. Молодой дворянин тут же ощутил завистливые взгляды сопровождавших губернатора господ.

— Ах, мой дорогой, — заговорил он, скорбно улыбаясь, — если бы в Версале знали, скольких трудов стоит управление колонией… Представьте себе, всего несколько лет назад, во времена моего предшественника, дражайшего господина де Бьенвиля, корабли должны были бросать якорь в дельте… а нам удалось сделать реку судоходной, и в Новом Орлеане появился свой порт. Жизнь в Луизиане кипит, мой дорогой… Колония процветает, но никто, никто ведь не расскажет об этом его величеству!

Адриан поклонился, догадавшись, чего ждет губернатор.

— Не сомневайтесь, ваше превосходительство, по возвращении в Версаль мы с братом детально доложим его величеству о выдающихся деяниях, совершенных вами в Луизиане!

Багровое лицо губернатора озарилось улыбкой признательности.

— Мне рассказывали о вас много хорошего, господин де Вильнев, и теперь я вижу, что меня не ввели в заблуждение… Знаете что? Пойдемте в тень… О Боже, какая жара!

Пока Адриан беседовал с губернатором, Флорис подошел поближе к карете. Маркиза де Водрей обмахивалась веером, благосклонно принимая льстивые уверения многочисленных дворян, окруживших ее. Среди последних Флорис узнал шевалье Гаэтана д’Артагета и барона Попюлюса де Проте — тех самых, что помогали ему тушить пожар. Оба напропалую любезничали с губернаторшей.

— Клянусь замком моих предков, госпожа маркиза, чикачи [3] подберутся к вам только через мой труп!

— Черт возьми, д’Артагет, вы накаркаете! — воскликнул Попюлюс, невольно расхохотавшись, и его примеру последовали остальные дворяне.

Маркиза даже не улыбнулась, пребывая в отвратительном расположении духа, чему, впрочем, не приходилось удивляться — ведь накануне она потеряла дворец, платья и драгоценности!

Ее взгляд выражал скуку. Она слишком хорошо знала всех своих «придворных», и они ей ужасно надоели. Внезапно она встрепенулась, заметив Флориса, стоявшего небрежно облокотившись о дерево.