Шрифт:
Павел Сидорович подошел к своему дому. На двери висел замок. Нина, стало быть, на посиделках. Он нашарил ключ за притолокой, отомкнул замок, взялся за скобу двери и вдруг круто повернулся. На крыльцо вскочил человек, взмахнул белой дубиной. Павел Сидорович отпрянул в сторону. Дубина обрушилась на балясину. Сухо хрустнуло дерево. Павел Сидорович метнулся вперед, обхватил железными руками гибкое, пружинистое тело, пригнул к земле, придавил коленом и, коротко взмахнув кулаком, ударил в белое пятно лица.
— Вот тебе, гадина!
В ответ ни звука. Только под коленом судорожно билось тело. Павел Сидорович повернул его вниз лицом, заломил руки за спину и, сняв с себя поясок, туго связал. Встал, отдышался.
— Теперь пойдем в избу, — он открыл двери, переволок через порог связанного, зажег огонь и отступил.
— Баргут!
Васька лежал на полу, сверкая черными, ненавидящими глазами. Из разбитого носа текла кровь.
— Ты что, с ума сошел! — Павел Сидорович поднял его на ноги, встряхнул. — Кто тебя послал? Кто? Говори, или я из тебя душу вытряхну.
— Никто, сам…
— Врешь! Говори, кто послал!
Васька твердил одно: сам пошел.
Павел Сидорович разглядывал его потемневшими от гнева глазами.
— Ты это что же, никак на тот свет вздумал меня отправить?
Баргут отвернулся, выдавил:
— Нет. Отдубасить хотел.
— За что же?!
— А за что меня буряты били?
— При чем здесь я?
— Ты их подговорил. Я все равно припомню это. Посадят в тюрьму — вернусь и дам тебе за бурят и за тюрьму.
— Ты, Васька, дурак. Я думал, ты умный, а ты — дурак.
Развязал ему руки, приказал снять зипун. Васька подчинился. Он хлюпал разбитым, опухшим носом, вытирал кровь подолом рубахи.
— Иди умойся. Да не вздумай убегать. Я тебя тогда лучше бурят отделаю. Мало они тебя били, если дурь из головы не вышибли. Видишь? — Павел Сидорович показал увесистый кулак. — Этой штукой я из тебя могу покойника сделать. А ты — «бурят подговаривал».
Васька подошел к умывальнику, набрал в ладони воды, плеснул в лицо. Павел Сидорович сидел на лавке, положив руки на стол, смотрел на Баргута. Этот тоже может стать и врагом, и другом. А возможно, уже стал злобным, непримиримым врагом? Этого не должно быть. Невежество, безрассудство правят его волей или лукавые, ловкие негодяи?
— Эх, Васька, Васька, голова твоя пустая… — с сожалением и грустно сказал Павел Сидорович. — Ты прости, что помял тебя в горячах. Нехорошо это, своих бить…
Пришла Нина. Баргут не ответил на ее приветствие. Он старательно и долго вытирал лицо. Нина подошла к нему, заглянула в лицо, спросила:
— Ты здешний, да? Почему я тебя ни разу не видела?
Баргут скосил на нее злые глаза, бросил полотенце на колышек, сел на лавку. Павел Сидорович попросил Нину налить чаю, приказал Баргуту:
— Двигайся к столу.
Баргут не пошевелился.
— Двигайся, тебе говорят!
Баргут присел к столу, уставился на стакан с чаем.
— А ты веселый парень, — засмеялась Нина.
Павел Сидорович пил чай, из-под бровей смотрел на Баргута. Нина, почувствовав неладное, тихо спросила:
— Что-то произошло?
Неторопливо допив чай, Павел Сидорович отодвинул стакан.
— Произошло. Василий споткнулся и упал носом на камень. Видишь, какой у него нос? Но он счастливо отделался. Мог бы и шею сломать. В такой темноте все может случиться.
— На нос надо примочку сделать, опухоль быстро пройдет, — посоветовала Нина.
— Примочка ему нужна, только не на нос, на другое место.
— Еще есть ушибы?
— Ты спроси у него.
Васька не поднимал головы, уши его стали малиновыми. Павел Сидорович сжалился над ним:
— Иди домой. И никому не рассказывай, что ты такой глупый. И лучше под ноги смотри, иначе голову расшибешь.
Васька ушел.
— Что случилось, папа? — спросила Нина.
— Ничего особенного. Мужской разговор, дочка.
Дамба Доржиев всегда знал, что надо делать. Но тут случилось такое, что голова кругом идет. Черт те что творится. Где искать справедливость? Кто научит, кто укажет к ней дорогу?
Был царь. Трудно жилось аратам. Выгнали царя. Кричали: «Свобода! Народная власть! Все люди братья!» Потом оказалось — обман. Дамба понял это еще там, на тыловых работах, и обрадовался, когда опрокинули эту обманную власть. Большевики обещали, что Советы не будут обижать бедняков, что они — власть тех, кто работает. А что переменилось? Советская власть поручила Еши и Цыдыпу собирать с улусников налог. Почему Еши и Цыдыпу? Они не работают, это не их власть. Опять, выходит, обман…