В какой-то момент Валерий Павлович и Яков Борисович вместе куда-то вышли, захватив свои портфели. Не иначе, отправились утрясать финансовые дела. Интересно, сколько Янклович положит себе в карман, а сколько отдаст Высоцкому? Что-то мне подсказывало, что денежными вопросами бард совсем не интересовался.

Воспользовавшись отсутствием свидетелей, я решился на откровенный разговор. Ну или почти откровенный, поскольку открываться полностью относительно своей персоны даже перед Высоцким не собирался.

– Владимир Семенович...

– Давай без отчеств, старик.

– В общем, я что хочу сказать... Завязывал бы ты с вредными привычками. Сведут они тебя в могилу.

Высоцкий усмехнулся, глядя куда-то вбок.

– Старик, не ты первый мне это говоришь. Да я и сам все понимаю, здоровье сдавать начало, сердечко пошаливает. Пытался бросить и пить, и курить, к гипнотизеру Маринка водила - ничего не помогает. Обещают теперь какую-то ампулу вшить, вроде как лучше еще ничего не придумали.

– А ты, случайно, на наркотики не подсел?

– Наркотики?! Да ты что, Серега, еще я с этим дерьмом не связывался!

– Ну хорошо, если так...

Значит, еще не дошло до этого. Вон как вскинулся, такое не сыграешь. И тут вдруг вспомнилось интервью некоего Виталия Манского, в котором он рассказывал, как именно этот самый Янклович доставал Высоцкому наркотики в последние годы его жизни. Якобы бард перед ним даже ползал на коленях, вымаливая очередную ампулу. Представить Владимира Семеновича ползающим перед кем-то на коленях я решительно не мог, тем более перед этим пузатеньким, самоуверенным типом. Но... Слов из песни, как говорится, не выкинешь.

– Пойми, Володь, со здоровьем нужно что-то делать. Вот помрешь, не приведи Бог, через год-другой, а сколько еще мог бы хорошего сделать, в скольких фильмах сняться, сколько песен сочинить...

– А Пушкин до сорока не дожил, Лермонтов до тридцати! Есенин умер молодым, Маяковский... Но это же не помешало им стать гениями! Нет, старик, не подумай, что я сейчас себя причисляю к сонму гениев, но мне кажется, что к своим тридцати восьми я тоже сделал немало.

'О, батенька, куда вас понесло... От скромности вы не умрете, а умрете от острой сердечной недостаточности. А все равно жалко человека, сгорает без остатка, совсем себя не щадит'.

– По-хорошему, уехать тебе хотя бы на годок в какую-нибудь глухую сибирскую деревню, очистить организм от всей этой дряни. И чтобы ближайший магазин находился в трех днях ходьбы на лыжах.

– Знаешь, меня тоже как-то посещала такая мысль. Был бы один - давно бы уехал, нет, честно, вот бросил бы все к чертям и уехал. Может, даже на Курилы, был как-то в тех местах, красота, я тебе скажу, неописуемая, первобытная какая-то.

Взгляд его заволокло дымкой воспоминаний, но спустя пару секунд Высоцкий встряхнулся и продолжил:

– Не могу я без Маринки. Вот что хочешь со мной делай, режь меня, топи, живьем сжигай - не могу! А она в глушь не поедет. Точно знаю, не поедет.

Да уж, страшная сила - любовь. По себе знаю. Теперь знаю, а то, что было в прошлой жизни - казалось каким-то сном, не имеющем отношения ко мне сегодняшнему. Я вздохнул и тоже махнул стопку.

– На, держи, тебе. Экспромт, как говорится.

Высоцкий протянул мне салфетку, на которой ручкой было написано небольшое стихотворение:

Гляжу я волком на мир вокруг

Кто был мне другом - врагом стал вдруг

Кто улыбался - оскалил пасть

Среди подобных легко пропасть

Но я не струшу, не убегу

Зубами в глотку вцеплюсь врагу...

Смеяться буду, и мясо рвать

И вам так просто меня не взять.

– Мда-а-а, - протянул я, - оптимистично. Что, обложили со всех сторон?

– Да как тебе сказать... Обрыдло все, понимаешь, обрыдло. В театр захожу, здороваюсь - в ответ тишина, словно нет меня. Севка, Леня Филатов, да тот же Золотухин поздороваются. А остальные... Завидуют что ли? Как будто я у них украл что-то. А те, что рядом крутятся... За редким исключением обычные паразиты. Валера, думаешь, из чистого энтузиазма со мной мотается, концерты организовывает? Думаешь, откуда у него в прошлом году квартира и машина появились? Да ну и хрен с ним, с Янкловичем, давай лучше выпьем. Давай, за ваш замечательный город и прекрасных пензенских женщин... Кстати, как их правильно называть, пензючки?

– Пензячки. А в мужском роде - пензяк. Хотя наш второй секретарь обкома, который, кстати, помог организовать твои концерты, предлагает говорить не пензяки, а пензенцы. Но исстари мы пензяки и пензячки.

В этот момент вернулись Янклович и Кацман. Судя по довольным физиономиям, дележка удовлетворила обоих.

– Так, ребята, у нас поезд через полтора часа, - заметил Валерий Павлович, глянув на часы.
– Я так думаю, пора уже потихоньку выдвигаться к вокзалу. Давайте, еще по одной на посошок- и по коням.