Одна из дверей в стенах, обычно хорошо заблокированная, вела по короткому коридорчику в гостевую приемную. Миновав дверь, разблокированную личным паролем, я тщательно запер ее за собой. Наглухо. Так, что и сам не мог бы вернуться этим путем в кабинет. Для последнего придется пройти длинным путем снаружи. Маленькая предосторожность. Не стоит недооценивать внезапную собеседницу. Она, конечно, повела себя очень смело. Значило ли это, что она блефует? Может быть, даже рассчитывала, что я не приму ее или устрою какой-нибудь неосторожный скандал, который она сможет обернуть себе на пользу.

Никаких скандалов и задержек.

Я вошел в еще пустую приемную. Оглядел серебристо-бархатные стены и кресла, расставленные уже на столике вазочки с десертами, бокалы и чашки с дымящимся терро, удовлетворенно кивнул и сел напротив второй — внешней двери. Буквально через пару минут она с шипением отъехала в стену, и Страйкер пригласил Лидину войти, что она и сделала. Я с легкой официальной улыбкой поднялся ей навстречу. Страйкер с поклоном отступил назад, и дверь между ним и гостьей закрылась.

— Приветствую вас на Леде, — сказал я ровно. — Позвольте выразить мои соболезнования насчет болезни полковника Крейга. Вы не желали бы предоставить его заботам наших медиков? Уверен, у них здесь больше возможностей предоставить пострадавшему все необходимое.

— Благодарю вас, ваше высочество. — Лидина остро взглянула мне в глаза, оценивая, как я ее воспринимаю, но держалась того же официально-вежливого тона, что и я. — Мы ни в коем случае не хотим обременять вас.

— Ну что вы, законы гостеприимства священны. — Я повел рукой, приглашая ее сесть в кресло и, взявшись за спинку, галантно подвинул его поудобнее для нее. — Немного вина? Терро?

Она села, бросив на меня еще один пронзительный взгляд. Пожалуй, со времени нашей последней встречи, она изменилась. Выглядела более сухой, напряженной и уставшей. Постаревшей. И конечно, как бы она ни была отчаянна, она не имела того преимущества, что прежде и, возможно, поэтому выглядела какой-то маленькой и хрупкой. Как говорил отец? «Редкой женщине мне хочется свернуть шею. Медленно. Чтобы долго хрустели кости». Если она даст мне понять, что как-то замешана, или что-то знает о том, что произошло…

Я некоторым удивлением отметил подтекст своих мыслей — если это не так, то прошлое меня совершенно не интересует. Все мы политики, не все скелеты в шкафу имеют значение для будущего.

— Благодарю, — сухо ответила она. — Ничего не нужно.

Есть много видов ядов. Некоторые из них дают о себе знать лишь спустя очень долгое время, некоторые просто заставляют потерять осторожность.

Я не удержался от смешка.

— Даю слово, ничего не отравлено, можете этого не бояться.

— Я вовсе не боюсь, — произнесла она с укоризной, — но не в моих привычках предаваться излишествам. И я здесь вовсе не для развлечения. Я прибыла обсудить весьма серьезные вопросы.

— Прекрасно. — Я взял графин, налил вина в оба бокала и подвинул один к ней, не обращая внимания на ее слова. — Тогда перейдем к делу.

Взяв второй бокал, я рассеянно прихлебнул из него.

— Мы неоднократно просили вас вернуть некоторых наших граждан.

Я демонстративно приподнял бровь:

— Напомните мне, пожалуйста.

— Вы прекрасно их знаете.

— Неужели? Тогда вы прекрасно знаете наше отношение к этому вопросу. Оно вполне определенно. Если у вас нет каких-либо вновь открывшихся обстоятельств, разумеется. Мы уже слышали все ваши аргументы.

— Значит, вы сможете отказать и мне?

— Мадам? Я уважаю ваш пол, возраст и занимаемую должность, но должны же быть и более веские причины.

— Ну, скажем… — она будто невзначай приподняла руку со слегка согнутыми пальцами.

— Попробуйте груши, — предложил я дружелюбно. — Это отличный сорт.

Она замерла в задумчивости, не встретив агрессивной реакции.

— Вы помните меня? — спросила она с легким сомнением.

— Простите, кажется, мы не встречались?

Она нахмурилась, раздумывая — могло ли случиться так, что, например, ее дочь стерла мне память о том дне, чтобы более гарантированно сохранить рассудок?

А может в ее памяти промелькнула мысль о том, что вернувшись из другого времени, мы вернулись, быть может, из другого измерения, с другим собственным прошлым, и у меня действительно нет этих воспоминаний. Это было бы еще веселее.

Но вот она тряхнула головой, отметая всю эту метафизику.

— Вы лжете, — мрачно и непримиримо заявила она. — Вы лгали даже под наркозом.

— А вы весьма недипломатичны, — заметил я. — Чего вы хотите добиться вашей угрюмостью? Международного скандала?