— Нашёл учительницу! — смеялась Надя. — Я гораздо меньше тебя знаю, мне самой ещё надо учиться.

Алёшу развеселило это предположение.

— Хотите, я сюда десерту принесу? — спросил он, вдруг одушевившись желанием чем-нибудь услужить Наде.

— Да что там у вас за десерт?

— Так всё есть! Там прелесть что за штучки! — горячился Алёша, разом переносясь своей детской мыслью в заманчивый мир конфет и апельсинов.

— Ну, принеси что-нибудь, только не конфет, я конфет не люблю, а каких-нибудь плодов. Да ты, впрочем, в гостиную побоишься войти… Ведь я тебя знаю, храбреца.

— А вот посмотрите, войду… Для вас я войду куда захотите, — храбрился Алёша, убегая из беседки.

Он воротился необыкновенно скоро, совсем запыхавшись; глазёнки его сияли счастьем и гордостью, и он ещё издали кричал Наде:

— Ведь вот же вошёл… Я говорил, что войду! Посмотрите-ка, что я притащил вам.

— Это не ты один, это и я тащил! — вторил ему обиженный голосёнок Бори, который бежал чуть не высунув язык, усиленно равняясь с Алёшей и для этой цели крепко уцепившись пальчонками за Алёшину курточку.

Они действительно натащили бог знает сколько всякой всячины.

— Вот эти апельсины я взял! — хвастался Боря, с опасением поглядывая в глаза Алёши, не посягнёт ли тот на его законное право.

— Молодец, Боря, и ты к нам прибежал! — ласкала его Надя, запустив свои добрые, материнские пальцы в льняные кудри Бори. — Это ты мне всё натаскал, мышоночек? Спасибо, голубчик!

— Вот, Надя, покушайте, — горячо советовал Алёша, увлечённый своею добычею. — Это ведь не конфеты, это каштаны в сахаре, совсем свежие; я съел два — чудо что такое, почти ещё тёплые!

— Буду, буду, всего отведаю, — успокоивала его Надя. — Принимайтесь-ка и вы со мной. Да сколько ж это вы награбили, плутишки! Целый поднос наберётся.

— Это мы всё вам, Надя,— говорил Алёша, с любовью смотря в добрые глаза Нади. — Всё сами кушайте. А чего не съедите, в карман спрячьте. Я вам бумаги принесу.

— Это всё тебе, Надя… Ты всё это поешь, не бойся, мама и не видела, как мы набирали, — серьёзно поддерживал Алёшу Боря.

— Нет, уж я одна не управлюсь! Помогайте и вы, мышата, точите понемножку, — от души смеялась Надя, выбирая свои любимые вещи из наваленной кучи разных лакомств.

Дети не заставили просить себя в другой раз и дружно принялись за работу. Торопливо поедая конфеты и обдирая один за другим апельсины, Алёша не переставал умильно глядеть на Надю. Его несказанно радовала та простосердечная близость отношений, в которые, так непривычно для него, становилась к нему Надя. Зелёное, прохладное уединение беседки, прекрасная, как ангел, и, как ангел, добрая девушка, сидящая перед ним, переносили его воображение в какую-то давно читанную, но памятную сердцу волшебную сказку, где добрая фея тайком утешала бедных детей, которых все гнали и мучили.

— Ах, Надя, какое вы мне сделали удовольствие, что пришли сюда! — говорил растроганный Алёша. — Мне давно не было так хорошо. Если бы вы жили со мною, мне никогда бы не было скучно, уж я знаю. Я бы не отходил от вас. А ведь можно к вам ездить? Я думаю, мама пустит меня к вам в шарабане с кучером? Только бы не с Гукшей… Вы не уходите к ним, Надя, пожалуйста, посидите ещё здесь… Что там с ними делать? Я ведь видел, вы всё одна были…

— Я не ухожу, голубчик, я посижу с тобою, — ласково сказала Надя.

— А танцевать вы не пойдёте? — тревожно спросил Алёша. — Вот я так совсем не танцую, меня и учили, да я не хочу танцевать. Ну, зачем танцевать, скажите пожалуйста? Что в этом хорошего?

— Отчего же не танцевать, Алёша? Я не люблю очень долго танцевать, до утра… А немного потанцевать весело.

— А мне вот совсем не весело. Так вы думаете, Надя, нехорошо не танцевать? Танцевать лучше?

— По-моему, никогда не мешает повеселиться и побегать. Ведь это то же беганье. А тут ещё музыка, народу много, огни… Все веселее.

— Ну, так и я буду танцевать, если так! — сказал Алёша. — Вы потанцуете со мною?

— С удовольствием, голубчик, сколько тебе угодно.

— Я вас ещё об одной вещи хотел спросить, Надя, — немного смутившись, сказал Алёша.

— Скажи, голубчик.

— Как вы думаете, ведь это нехорошо, что мы едим всякие лакомства, ездим в каретах, задаём пиры, а бедняки целые дни работают и едят один хлеб с квасом? Меня давно это мучит… Как увижу бедного, мне сейчас стыдно делается, я прячусь, боюсь смотреть на них… Правда ведь, на них нам стыдно смотреть?