— Не надо, Лиесма, не проси, я с твоим Харро все равно не поеду. Теперь у меня ясное представление о современном сильном мужчине.

— Можешь говорить спокойно. Харро слышит лишь тогда, когда речь идет о запасных частях к машине. А так у него уши будто заложены.

— Другие у тебя были лучше.

— Говори, говори, сестричка…

— Не сказать, чтобы мой Арнольд был невесть какой… и все же…

— Что — все же?

— Это, по-моему, слишком, даже слов не нахожу!

— Ты посмотри, сестричка, какие у Харро сильные руки, однажды он разозлился и так грохнул кулаком в дверь, что она чуть с петель не слетела. Есть в нем что-то рогожинское, мне это жутко нравится. Мечтаю когда-нибудь сыграть в паре с Рогожиным, а после этого и помереть согласна прямо на сцене…

— Взаправду? — кольнула Арика.

— Не беспокойся, такое может сбыться только во сне, с моим толстым задом о подобных ролях мечтать даже нечего, сама видишь, в последнее время прибавлять стала в весе, хотя держусь на одних сигаретах да кофе. Не беспокойся, сестричка, Харро далеко не Рогожин, а твой Арнольд — чистое золото, он так, бедняга, старается, так трудится!

— Ты считаешь?

— Конечно! Вечно он на работе… А какие у вас дома венгерские кресла, у меня-то всего-навсего кофеварка!

— Лиесмук, ты ничего не понимаешь! Весь комфорт наш шиворот-навыворот, неужели ты не обратила внимание, что вся квартира набита жутким хламом, комнаты похожи на западню, где могут жить лишь они — отец с сыном, да еще их дурацкий Нортопо!

— Чего ты так волнуешься?

— Арнольда преследуют смешные страхи он страшно боится бедности и потому работает как зверь, зарабатывает деньги где только можно. Помнишь, мы почти четыре года прожили на улице Сеяс в коровьем закуте у старика…

— Да, я раз-другой была у вас, сестричка, тогда я тебе завидовала… Если бы не твой пример, по сей бы день сидеть мне в Меллужах и ковыряться в матушкином огороде… Обжиралась бы за троих, растолстела, как бочка, и мечтала, как бы выйти замуж за таксиста Харро, чтобы всегда ждать его дома… Твой пример вдохновил меня…

— Что же ты раньше молчала?

— Я не раз тебе говорила, если б не знакомства Арнольда, не видать бы мне теперешней моей комнаты! А ведь я была бы рада вместо вас поселиться в том коровьем закуте, перебиваться с хлеба на воду, лишь бы учиться в театральном училище. Харро, поосторожней, ты же видишь, кошка перебегает дорогу. Взгляни, Арика, какой милый котеночек! Так и хочется его погладить.

— Лиесмук, ну чем забита твоя голова: то ей подавай Рогожина, то коровий закут на улице Сеяс, то вдруг — котенка погладить! А мне не терпится узнать, где мой сын!

— Сейчас узнаешь. Еще пять минут езды, и будем у маменьки.

— Хорошо, хоть вместе…

— Почему, сестричка?

— Мне одной всегда неловко, в последнее время она стала такой занудливой.

— Наша матушка? Вот уж нет! — возразила Лиесма. — Она больна неизлечимым недугом — старческий эгоизм. Она, не стесняясь, пользуется своим возрастом, как-никак я у нее подольше тебя просидела, знаю.

— Не слишком ли это жестоко, Лиесма?

— Мы с тобой обе жестокие, просто тебя отучили бить посуду и вышвыривать вещи из шкафа, а мне это доставляет радость, — смеялась Лиесма.

— Не могла бы первой спросить про Увиса?

— Он сам тебе выйдет навстречу ягненочком.

— А если нет…

— Боишься спрашивать у матушки про Увиса?

— Сама не знаю.

— Вон облака, старые проказники, в струнку вытянулись, — буркнул Харро, указывая на три мохнатых облачка в голубом майском небе.

— Взгляни, Арика, он прав: эти облака и в самом деле почему-то кажутся проказливыми, только они вовсе не старые, скорее уж такие, как твой Увис с двумя дружками… Ну, веселей, сестричка!

— Нет ли у тебя в сумке какой-нибудь таблетки?

— Постой, посмотрю, хотя нет, ничего нет, потерпи, долго ли… Смотри, вон и крыша нашего старого дома! Башню отец, говорят, построил для себя… — В голосе Лиесмы зазвучали грустные нотки.

В свеже-зеленых кронах, точно безумные, насвистывали скворцы. Харро остановил машину метрах в пятидесяти от калитки матери. Сестры постояли в нерешительности.

— Не знаю, стоит ли Харро заходить… — усомнилась Арика.

— Я же сказала; он слышит лишь тогда, когда речь заходит о запчастях, а впрочем, как хочешь!.. Харро, сними рубашку, позагорай на солнышке, мы ненадолго, — распорядилась Лиесма.

— Ступай ты первой, Лиесмук!

— Как будто я с матушкой не в ссоре! — пожала плечами Лиесма и шагнула к калитке.

Мать поднялась с клубничной грядки, вытерла руки о передник и вышла навстречу. Дочки поздоровались, излишне громко чмокнув мать в щеку.

— Ну а теперь живо на прополку клубничных грядок, как раз на вашу долю работа осталась! — полушутя-полусерьезно сказала мать.

— Нас ждет машина, — возразила Лиесма, — по правде сказать, мы на минутку…

— На минутку, вы всегда на минутку… Арнольд на своей, что ли? Что ж он не зашел? Или уж и видеть не желает тещу?