Расстрига проснулся перед утром. Усевшись на низенькие, покатые нары, стал оглядывать при свете ночника камеру.

— А обитель-то не тово, дрянная.

По сырым стенам ползали мокрицы. Через решетку окна в сером сумраке рассвета — пустырь, за ним — пологий берег Уя. Дальше шла степь, на которой изредка маячили юрты приехавших на ярмарку казахов.

— Из-за чертова мухамета сиди теперь, — пробурчал Никодим, перешагнул через спавшего Сергея, подошел к окну.

— Попробовать разве? — упершись ногой в стену, он потянул железные прутья к себе. — Крепко сидит, не скоро выворотишь. — Заметив в правом косяке окна выдавшийся толстый кузнечный гвоздь, к которому была прикреплена основа решетки, расстрига уцепился за прутья, рванул и кубарем скатился с нар. — Не могут решетки сделать, черти, как следует, — поднявшись, он потер ушибленное колено.

Проснувшись от шума, Сергей приподнял голову.

— Что случилось?

— Ничего, вылазить пора, — ответил спокойно Никодим и показал глазами на пустой пролет окна.

В полдень, походя по ярмарочным рядам, они неожиданно встретили Бекмурзу.

— Начальник, который-та хотел мало-мало кулаком мне давать, к нему на квартир ходил, сто рубля платил, потом оба каталашка ездил, нет, номер ездил — нет, куда девался, не знам, — заговорил он весело.

— Из-за тебя, байбак, пришлось ночь провести черт знает где, — сказал сердито Никодим.

— Зачем ругаться, теперь пойдем мой юрта бесбармак ашать. Латна?

Никодим посмотрел на Сергея.

— Некогда. Надо еще скота голов двести купить, — ответил тот. — Ярмарка на исходе.

— Вот смешной-та, — Бекмурза дружески похлопал по плечу молодого Фирсова. — Теперь ты мой тамыр — друг, знаком. Теперь скажи: Бекмурза, надо двести голов! Бекмурза дает. Триста — дает. Нада тышша бык — дает. Шибко хороший знаком. Все даем, деньги мало-мало ждем. — Сергей с Никодимом переглянулись: знакомство с Бекмурзой сулило им большие выгоды. Поняв друг друга без слов, они направились к стоянке Яманбаева. С Бекмурзой приехали на ярмарку жены — старая, высохшая, точно лимон, Зайнагарат и красавица Райса. Вокруг белой кошемной юрты хозяина, которая стояла на пригорке, полукругом были расположены жилища его людей — сакманщиков и чабанов. Жили в каждой юрте по нескольку человек. От постоянного дыма и резкого запаха слезились глаза, накожные болезни изнуряли тело: Бекмурза подчиненных не баловал.

Всходя в свою юрту, он что-то сказал сидевшей у огня Зайнагарат — та вмиг исчезла. Возле стен горкой стояли окованные жестью сундуки, поверх которых были сложены ковры и пуховые подушки. Бекмурза хлопнул в ладони. Вошла закутанная в белый платок Райса и, взглянув украдкой на гостей, поставила турсук [7] с кумысом перед хозяином.

— Большой калым платил, — показывая рукой на молодую жену, заговорил Бекмурза. — Пятьдесят баран, десять конь, три кобыл, коров-то забыл, шибко большой калым давал.

— А не ругаются они между собой? — спросил с любопытством Никодим.

— Пошто ругаться. Моя мало-мало плеткой учим, — показал он на висевшую у входа плеть. — Калым платил, тапирь хозяин. Хотим ока [8] дарим, хотим речка бросаем.

Райса молча развернула перед гостями коврик и поставила деревянные чашки.

Бекмурза несколько раз встряхнул турсук и, приложив к нему ухо, произнес:

— Добрый кумыс. Маленько пьем, потом бесбармак ашаем.

Поборов брезгливость, Сергей выпил. Через час полупьяный хозяин, обнимая Никодима, пел:

— Шибко добро поем? — уставился он осоловелыми глазами на Фирсова.

— Хорошо, — махнул тот рукой и откинулся на подушки.

— Марамыш-та — шибко хорош. Пять кабак есть, моя там был.

— А ты приезжай после ярмарки дня через три в гости. У меня сестра именинница.

— Ладно, едем, — согласился Бекмурза.

В гостинице Фирсова ждала телеграмма:

Спрятав телеграмму, Сергей поднялся с расстригой к себе в комнату.

Через несколько минут послышался осторожный стук. Круглая голова хозяина гостиницы просунулась в полуоткрытую дверь.

— Вас, Сергей, просит к себе Элеонор.

— Хорошо, приду.

— Берегись аспида и василиска в образе женщины, — погрозил пальцем Никодим и, подняв руку, продекламировал:

— Я вижу, ты не прочь в этом меду и сейчас свою бороду обмочить? — усмехнулся Сергей.

Ночью Никодим проснулся от неясного шума, который доносился из комнаты Сажней. Послышался звон разбитой посуды, падение тяжелого предмета.

Вскочив с кровати, расстрига быстро оделся и вышел в коридор.

— Так играть нечестно, — несся голос Сергея.

Приоткрыв дверь, расстрига увидел молодого Фирсова, стоявшего у стола против какого-то господина, одетого в штатское платье.

— У вас крапленые карты! Ими играют только жулики! — Сергей стукнул кулаком по столу.