— Черная ведьма отправилась к тому, кому доверяла, раз ею не было взято ни единого амулета защиты.

Приподняв брови, удивленно спросила:

— Откуда вы знаете?

— Провел обыск, — последовал немногословный ответ. И столь же скупое пояснение: — Все амулеты защиты оставались в сундуке.

Не поверив собственным ушам, благоговейным шепотом спросила:

— Вы открыли ведьминский сундук?!

Морда судорожно выдохнул и прошипел:

— Госпожа Герминштейн, уясните уже раз и навсегда, что я Не дослушав, подскочила на постели и жадно спросила:

— А с моим договориться сможете?

Морда застыл с приоткрытым ртом.

— А то он мне конспект по запрещенным ритуалам до сих пор не выдает, — объяснила воодушевившаяся черная ведьма. — А он мне очень-очень необходим и вообще сундук бесит!

Морда гулко сглотнул. Затем отвернулся к окну н выдал:

— Полностью поддерживаю ваш сундук в стремлении оградить вас от необдуманных и опасных действий.

— В смысле? — не поняла я.

— В смысле вскрывать не буду, — сообщил морда.

Охамел.

Определенно хамство в чистейшем виде!

Да как он… да как я… да…

Открылась дверь, пропуская телеса господина Нтаке, который толкал перед собой маленький столик на колесиках, заставленный блюдами под крышкой.

Морда повернулся, хмуро глянул на своего новою повара, и меланхолично сообщил:

— А госпожа ведьма есть отказывается, демонстрируя явное неуважение к зельям собственною приготовления.

Господин Нтаке, у которого одних только дочерей насчитывалось девять, а племянниц и вовсе более двадцати было, глянул на меня и замотав отрицательно головой, с горячностью заверил:

Нет-нет, вы что, для вас, госпожа ведьма, все отдельно гото…

И тут до повара дошло.

Господин Нтаке побледнел, покраснел, снова отрицательно покачал головой, бросил испуганный взгляд на мэра, затем просительный на меня, я же радостно заявила:

— Тогда я с удовольствием поем! Катите столик ближе.

Выругавшись сквозь зубы, морда прошипел:

— И для меня приборы принесите, будьте столь любезны, господин Нтаке.

Повар мгновенно ретировался, я же с грустью заметила:

— Вечно вы меня объедаете, господин мэр.

Морда не ответил. Удивленная этим, посмотрела на ловца и поняла, что все время с момента ухода повара, морда стоял и смотрел на меня. Странно смотрел. Так, словно это я, а не он, была озарена ореолом лучей заходящего солнца. Но я же не была… а он был… и в свете лучей казался каким-то нереальным… И почему-то вспомнился тот сон, где морда меня целует, а не в изготовлении приворотных зелий обвиняет, а я его обнимаю, а вовсе не мстительным планам предаюсь, и птицы так оглушительно поют и…

В окно постучали. Вздрогнув, тряхнула головой, прогоняя наваждение, повернулась к окну, которое было рядом с кроватью, а не к тому у которою морда стоял, и увидела ворону. Черную, встрепанную, с зеленоватыми глазами, что свидетельствовало о наличии подавляющего волю заклинания

Щелкнув пальцами открыла створки, ворона влетела, уронила свиток послания мне на руки, и вылетела, освобожденная от заклинания.

Я же, не стесняясь присутствия морды, развернула свиток и принялась читать.

„Дорогая доченька, — было выведено кривым маминым почерком, — в столице все неспокойно, что в очередной раз заставляет меня порадоваться твоему нахождению в глухой и непролазной лесной глуши. Вот только, как честная черная ведьма, вынуждена сообщить, что последнее твое письмо посеяло в душе моей значительные сомнения в том, что дочь моя действительно в чаще лесной обретается!“.

Ой, Тьма.

— Плохие новости? — морда продолжал стоять у своего окна, но при этом почему-то меня пристально разглядывал.

— Мама, — прошипела я.

— А, проблемы отцов и детей, — улыбнулся мэр.

— Матерей и дочерей, — поправила я — Отец у меня мировой мужик, у меня с ним трудностей в общении не возникает.

И надо бы читать дальше, а как-то уже и не хочется.

— Удивительно, — задумчиво произнес морда, — вы первая на моей памяти, кто называет белого мага „мировой мужик“.

Недоуменно глянув на мэра, внесла кардинальное:

— Мой отец не белый маг, он нормальный, вменяемый, самый лучший на свете и замечательный папа.