Шрифт:
— А Барбатун?
— Жека? Да ты что! Он же теперь уже почти что женатик, так что празднует Новый год в семье своей будущей супруги.
— Серьезно? И кто она?
— Да я толком и не знаю. Он говорил, что ее старики то ли мидовские работники, то ли какие-то экономические полпреды в одной из стран бывшего соцлагеря.
— А как её зовут, не помнишь? — с ёкнувшим от неожиданного предчувствия сердцем поинтересовался я.
— Катя. Он ее как-то приводил с собой в институт — ничего деваха…
«Еще бы не ничего!» — подумал я с горькой болью и, пообещав Громзону перезвонить чуть позже, разыскал в записной книжке номер Надиного телефона и принялся спешно набирать нужные цифры.
Она ответила сразу, как будто специально сидела возле телефона, ожидая моего звонка.
— Надюх, — попросил я, — скажи мне, пожалуйста… только без вранья… Катька что — замуж выходит?
В трубке повисло неловкое молчание.
— А почему ты не спросишь об этом её саму? — попыталась увильнуть от ответа подружка.
— Да я бы спросил, — вздохнул я, — только как? Ехать и ждать ее возле подъезда я еще не могу, а на звонки она не отвечает. То ли телефон отключила, то ли вообще уже дома не живет… Ты ее давно видела?
— Неделю назад.
— Где?
— Она ко мне домой заходила… С Евгением.
— С кем? — не понял я.
— С женихом своим, его Евгением зовут.
— А-а, — сообразил я, — с Жекой… И что?
— Сказали, что подали заявление в ЗАГС.
— Ясно, — произнес я, хотя в голове было темно, как в погребе. — И когда свадьба?
— В конце января.
— Что так спешно? Забеременела, что ль?
— Да нет, вроде… Говорит, Евгению надо переходить на вечернее отделение, а для этого необходимо сначала устроиться на работу. Ну, а кто его возьмет, пока он не пропишется? Вот они и спешат всё оформить, чтобы ему семестр не пропускать.
— Ясно, — повторил я еще раз. — Ну, а… ты как?
— Да никак. Сижу вот…
— А что в театре?
— Не знаю… Я оттуда ушла.
Мы какое-то время помолчали и вдруг, неожиданно для самого себя, я предложил:
— Слушай, а что ты делаешь на Новый год?
— Ничего… А что?
— Совсем ничего?
— Совсем.
— Ну так пойдем со мной в гости? Меня только что друг к себе пригласил, а я не хочу идти один — напьюсь только да и вообще… Согласна?
Надя долгое время молчала, обдумывая услышанное, но потом все же решилась.
— Мне — всё равно… Говори, где и во сколько мы встречаемся?
Я назвал место и время, а затем перезвонил Громзону, сообщив, что приду к нему не один.
— Это как тебе будет угодно, — хохотнул Санька, — главное, чтобы ты принес с собой бутылку.
— А еда?
— Закусона будет полно, девчонки тут придут пораньше и наготовят. Так что бери водяру и приезжай. Окей?
— Договорились…
День спустя, вырядившись в свой английский костюм и захватив купленные накануне бутылку водки, бутылку шампанского и бутылку дешевого красного вина (эту — я брать не собирался, мне ее всучила сама продавщица, мотивируя это отсутствием у нее сдачи), я, уже почти не прихрамывая, вышел из дому и, доехав до станции метро «Таганская», встретился с Надей.
(Должен признаться, что не влюбись я тогда на ВДНХ в Катюху, я бы сейчас наверняка приударил за ее темноволосой подругой, настолько она была хороша в своей уже не девичьей грусти, затаенной в больших и блестящих, как московская ночь, черных глазах.)
Но Надя была не моя, я интуитивно чувствовал это и не делал никаких попыток перешагнуть через грань наших чисто дружеских отношений, к тому же я еще был полон своих переживаний, вызванных утратой Кати и коварством Барбатуна. Хотя в то же время мне было приятно, что я иду на вечеринку не один, а с такой красивой девушкой…
Когда мы пришли к Громзону, там было уже почти всё готово — на столе красовались бутылки и блюда с салатами, а вокруг него тоскливо отирались мои сокурсники Чеканов и Жиганюк да какой-то незнакомый мне парень. Борька Кузнецов, как сообщил Громзон, только что позвонил и просил начинать без него, так как к нему приехали гости.
Сам Громзон, едва впустив нас в квартиру и на ходу сообщив эту новость, тут же убежал на кухню к чего-то там еще не дожарившим девчонкам.
— Может, и мне туда пойти? — спросила меня Надя. — Вдруг им какая-нибудь помощь нужна…