Двадцать третьего октября императорская квартира была в Боровске. Эта ночь была приятна императору: он узнал, что в шесть часов вечера Дельзон со своей дивизией, находившейся в четырех лье впереди него, нашел Малоярославец и окружавшие его леса пустыми; это была прочная позиция против Кутузова и единственное место, в котором он мог бы отрезать нас от новой Калужской дороги.

Сначала император хотел обеспечить этот успех своим присутствием: был даже отдан приказ к выступлению, и, неизвестно почему, он отменил его. Весь этот вечер провел он на лошади недалеко от Боровска, слева от дороги, с той стороны, где предполагал встретить Кутузова. Под проливным дождем он осматривал местность, словно она должна была сделаться полем сражения. На другой день, 24 октября, он узнал, что у Дельзона отбивают Малоярославец [172] ; этим он ничуть не был смущен, — потому ли, что верил в успех, потому ли, что не был уверен в своих планах.

Поэтому он поздно и не спеша выехал из Боровска, как вдруг до него донесся шум очень оживленного сражения. Тогда он почувствовал беспокойство; он поспешил взобраться на возвышенность и прислушаться. Разве он не слишком быстро шел, когда обходил левый фланг Кутузова?

И в самом деле, поговаривали, что во всем этом движении чувствовалась леность, результат продолжительного отдыха. Москва отстоит от Малоярославца только на сто десять верст; чтобы их пройти, достаточно было четырех дней, а на это было употреблено шесть дней. Но армия, перегруженная провиантом и добычей, была тяжела, дороги топкие. Пришлось потратить целый день на переход реки Нары и ее болота, а также на стягивание различных корпусов. К тому же, проходя так близко от неприятеля, надо было сражаться, чтобы не подставить ему слишком удлиненный фланг. Как бы то ни было, все наши несчастья надо начинать считать с этого привала.

Между тем император все прислушивался: шум возрастал.

— Значит, это битва! — воскликнул он. Каждый выстрел терзал его, потому что здесь дело шло не о победе, а о самосохранении, и он торопил следовавшего за ним Даву; но этот маршал явился на поле сражения только к ночи, когда все было решено.

Император видел конец сражения, но помочь вице-королю не мог. Группа терских казаков захватила одного из офицеров недалеко от него.

Когда наступила ночь, ему все объяснил генерал, присланный принцем Евгением:

«Вчера Дельзон не встретил совсем неприятеля в Малоярослвце: но он не счел возможным поместить всю свою дивизию в этом городе, расположенном на возвышенности, за рекой, за оврагом, в который его легко могло бы отбросить неожиданное ночное нападение. Поэтому он остался на низменном берегу Лужи, занял город и поручил наблюдение за возвышенным берегом только двум батальонам.

Ночь приходила к концу; было четыре часа утра; в бивуаках Дельзона все спали, за исключением нескольких часовых, как вдруг из леса с ужасным криком выскочили русские под начальством Дохтурова. Часовые были отброшены на свои посты, посты на батальоны, батальоны — на дивизию; это была уже не рукопашная стычка, так как русские выставили пушки! С самого начала сражения выстрелы раздавались за три лье отсюда и сообщили вице-королю о серьезном сражении».

В рапорте было добавлено: «В это время подоспел принц Евгений с несколькими офицерами; его дивизия и гвардия вскоре явились за ними. По мере того, как он приближался, перед ним развертывался обширный, очень оживленный амфитеатр; основанием его служила река Лужа, и уже тучи русских стрелков отбивали ее берега».

За ними с городских высот их авангард направил свой огонь на Дельзона; сзади, по возвышенности, спешила двумя длинными черными колоннами вся армия Кутузова. Видно было, как она рассыпалась и окапывалась по этому открытому спуску, в полулье в диаметре, откуда она, благодаря своему численному превосходству и своей позиции, господствовала над всем. Она уже расположилась и по старой Калужской дороге, которая вчера была свободна и которую мы могли занять и бежать по ней, но теперь Кутузов будет шаг за шагом защищать ее.

В это же время неприятельская артиллерия захватила высоты, которые с той стороны подходят к берегу; ее огонь простреливает дно оврага, в котором скрылся Дельзон со своими войсками. Положение было невозможное, и всякое замедление стало бы погибельно. Выходом из него могло стать или поспешное отступление, или стремительная атака; а так как отступать надо было все-таки вперед, то вице-король и дал приказ к атаке.

Пересекая Лужу по узкому мосту, большая Калужская дорога вступает в Малоярославец по дну оврага, который входил в самый город. Русские в большом количестве заполняли эту дорогу. Дельзон со своими французами бросился по ней очертя голову; утомленные русские были опрокинуты: они отступали, и вскоре наши штыки заблестели на высотах [173] .

Дельзон объявил победу, считая, что она обеспечена за ним. Ему надо было только войти в черту строений, но его солдаты колебались. Он двинулся вперед; он подбадривал их жестами, голосом и собственным примером, как вдруг в лицо ему ударила пуля и свалила его. Тогда к нему бросился его брат, закрыл его своим телом, сжал его в своих объятьях, хотел вынести его из огня и толкотни; но вторая пуля поразила его самого, и оба брата одновременно испустили дух [174] .

Эта потеря наносила большой ущерб, который надо было заместить. Гильемино заменил Дельзона; сначала он послал сотню гренадер на кладбище, из-за стен которого они и открыли стрельбу. Кладбищенская церковь, расположенная влево от большой дороги, господствовала над последней: ей-то мы и обязаны победой. Пять раз за этот день по этой дороге проходили русские войска, преследовавшие наши, и пять раз выстрелы с кладбища, посылаемые им с боков, то сзади, приводили их в смятение и задерживали натиск; потом, когда мы снова перешли в наступление, эта позиция поставила их между двух огней и обеспечила успех нашей атаки.