— Понимаю. Спасибо, Нина, ты настоящий друг!

Я протягиваю ей руку. Неожиданно она хватает ее и прижимает к своей упругой, уже не девичьей, а женской груди. В ее глазах стоят слезы.

На фронт я попал через месяц. Шел ноябрь тысяча девятьсот сорок третьего года. Наша армия наступала. Пядь за пядью — так писали газеты — освобождалась от иноземного ига Советская земля. Искалеченная, покрытая шрамами окопов и воронок, обгорелая, нашпигованная металлом земля.

Потом была победа — мы победили.

В сорок восьмом году нам, ветеранам, на смену пришли новобранцы. Мы учили их всему, что знали сами. Учили любить Родину, армию, службу.

Сын нашего генерала Игорь Вольцев мог не служить — у него было плохое зрение. Поступил бы в институт, потом в аспирантуру, а там…

— Это не для меня, товарищ сержант, — говорит он, поправляя очки в роговой оправе, — тот не мужчина, кто не ел солдатского супа. И потом… ведь это долг каждого!

Ровно через три дня, холодной майской ночью его привезли в часть с оторванными ногами. Его взвод освобождал от мин колхозные поля под Минском. Вместе с ним погиб опытный сапер сержант Баскаков — командир отделения, в котором служил Игорь. Была весна, земля ждала пахарей, а пахари ждали его, Игоря Вольцева с миноискателем.

Пережившие немецкую оккупацию деревенские мальчишки стояли в стороне и смотрели, как он работает. У ног ребятишек Игорь видел корзины с «дробненькой бульбочкой» — для посадки. Игорь и Баскаков торопились вернуть ребятишкам их землю. Это был их солдатский долг.

По просьбе крестьян их похоронили вместе, на краю спасенного ими поля.

Тридцать с лишним лет назад это было.

И тридцать с лишним лет, каждую весну, тракторы старательно объезжают это место. Обелиск поставлен неудачно, он громоздок и мешает хлеборобам, но его никто не трогает. Земля, обагренная кровью воина, — священная.

Защита Социалистического Отечества…

Защита Отечества…