Соответственно, RAND рекомендовал министерству обороны принять во внимание необходимость сделать акцент на большую долю сухопутных войск США в прямых и косвенных операциях по стабилизации и «признать риск возрастающей нагрузки для сдерживания и победы над крупномасштабной агрессией с воздуха и со стороны военно-морских сил». Эта рекомендация в своей основе заключает ряд предположений: что все три из перечисленных сценариев представляют собой наиболее серьезную силу, которая может оказаться непредвиденной для стратегов США; что все три являются уязвимыми для противостояния точным военным действиям; и что политические интересы США могут быть гарантированы или достигнуты без участия сухопутных войск.

Вместо того чтобы разделять полномочия внутри Служб, Эндрю Крепиневич предлагает, чтобы армия распределяла сухопутные войска между операциями по поддержанию стабильности и ведением боевых действий. Он оспаривает положение школы Utility Infielder:

Поскольку спектр задач довольно широк, следовательно, требуется наличие достаточно разноплановых навыков; предпринимаемые попытки выдвинуть силы, которые могут быстро переквалифицироваться от операций по поддержанию стабильности к конфликтам с высокой интенсивностью, являются лишь иллюстрацией к поговорке «мастер на все руки», а на деле получается, что, в конечном счете, эти силы ничего конкретного не умеют.

Его предложение разделило бы армию на два составных элемента: боевые силы 27-ой пехотной бригады Тактической группы и Отдел сотрудничества в области безопасности, занимающийся операциями по поддержанию стабильности. Национальная Гвардия должна быть преобразована подобным же образом. Эти меры обеспечили бы более высокую подготовку для выполнения конкретных задач путем того, что силы были бы организованы, обучены и оснащены для осуществления различных миссий.

Существует и пятое направление в этих критических дебатах. Некоторые аналитики предполагают, что будущие конфликты будут мультимодальными и многовариантными, не вписываясь в рамки простой характеристики (черное — белое) одной из форм ведения войны. Эти аналитики призывают уделять большее внимание смешанным формам войны, частота которых возрастает. Такая концепция наиболее часто характеризуется как гибридная война. Эта теория основывается на других представлениях о конфликте, которые заслуживают внимания.

В гибридных войнах противник чаще всего представляет собой уникальную комбинацию угроз, специальное назначение которых состоит в выявлении уязвимостей США. Вместо отдельных соперников с фундаментально различными подходами (традиционными, нестандартными или террористическими) мы можем ожидать столкновения лицом к лицу с конкурентами, которые будут применять, возможно, одновременно, все формы войны, в том числе и преступное поведение.

Вероятность такого развития событий предполагает, что наша главная проблема в будущем будет исходить не от государств, которые выбирают лишь один подход, а от государств и союзов, которые выбирают из всего перечня тактик и технологий и соединяют их для удовлетворения собственных стратегических культурных и географических целей. Как писал Майк Эванс еще задолго до последнего Четырехлетнего Обзора Оборонной Стратегии, «возможность продолжения нерегулярных вооруженных конфликтов, размытость их обязательств во времени и пространстве, которые ведутся на нескольких уровнях большой массой национальных и субнациональных сил означает, что война, вероятнее всего, преодолеет определенные границы различных категорий».

Эта концепция размывания способов ведения войны составляла подтекст Национальной Стратегии Обороны 2006 г., предложенной администрацией Буша. Она также является центральной ддя министра Гейтса и ложным изображением двойного выбора. Кроме того, она находит свое отражение в недавно изданных совместных концепциях в дополнение к морской стратегии и концепции корпуса морской пехоты. Эти документы отражают понимание того, что устаревшие предположения о государствах (традиционных) и негосударственных акторах (нетрадиционных и слабых) больше не являются основой для реалистичного планирования обороны. Будущие угрозы могут в большей степени быть охарактеризованы как гибридное сочетание традиционных и нерегулярных тактик, децентрализованное планирование и исполнение, участие негосударственных акторов, с использованием одновременно простых и сложных технологий в инновационных направлениях.

Гибридные угрозы включают в себя ряд различных режимов ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок. Гибридные войны также могут быть мультиузловыми — проводимые и государствами, и различными негосударственными акторами. Эти мультимодальные/мультиузловые действия могут проводиться отдельными подразделениями или тем же самым подразделением, только, как правило, оперативно и тактически направленным и скоординированным в рамках основных боевых действий для достижения синергетического эффекта в физическом и психологическом измерениях конфликта. Результаты могут быть получены на всех уровнях войны.

Гибридные угрозы сочетают угрозу государственного конфликта с фанатичным и затяжным характером нерегулярной войны. В таких конфликтах будущие противники (государства; группы, спонсируемые государством или самофинансируемые субъекты) используют доступ к современному военному потенциалу, включая зашифрованные командные системы, переносные ракеты класса «земля-воздух» и другие современные смертоносные системы; а также содействуют организации затяжных партизанских действий, в которых применяются засады, самодельные взрывные устройства и убийства. Здесь возможно сочетание высокотехнологических возможностей государств, таких как противоспутниковые средства защиты от терроризма и финансовые кибервойны, как это было предложено парой китайских служащих, которые являются авторами концепции «Неограниченной войны».