А разгадка нашлась: перед Мишей «сызмальства» были открыты все радости и горести в семье, заботы и трудности, здесь не освобождали ребенка от дел обыденных, будничных, но рано научили видеть их приятную сторону, находить в них удовлетворение, по крайней мере, понимать их необходимость. Научили образом жизни семьи, в которой каждый — большой и малый — имел не столько прав перед другими, сколько обязанностей, вошедших в привычку, ставших разумеющейся чертой характера, чем и бахвалиться-то не принято.

А в это время в другой семье рос Витя М. Рос без отца. Мать из сил выбивалась, чтобы обеспечить сыну «счастливое детство». Бывало, он еще спит, а завтрак уже приготовлен, полы вымыты, в квартире прибрано. Витя стал принимать все это как должное. Прошли годы. Парень вырос. Неплохо кончил школу, учится в институте. Мать постарела, но по-прежнему из сил выбивается, чтобы сын выглядел «не хуже других». Однако у этого здорового, сильного парня и в мыслях нет, чтобы помочь близкому человеку. На просьбы сделать что-то по дому ответ один: «Некогда! Да и не мужское это дело — по хозяйству возиться».

Но мужское ли дело — эксплуатировать труд и здоровье старой женщины? Сыновье ли дело — помыкать матерью, всю жизнь принимать ее заботы, ничего не отдавая взамен? Не будем сейчас корить ее саму за былую родительскую ошибку — освобождение сына в детстве от обязанностей по дому, от забот о старших. Но с Виктора спросить за его бездушное поведение можно и нужно.

Как сложатся дальше судьбы Михаила и Виктора? Кто из них скорее обретет собственное счастье?

Вопрос, конечно, сложный, зависящий от множества обстоятельств. Но уже сейчас мы можем сделать смелое предположение, что Михаил будет лучше принят в трудовом коллективе, легче воспримет ту черновую, утомляющую часть работы, которая есть в любой профессии, что он энергичнее преодолеет неизбежные тернии жизненного пути, скорее найдет верных друзей, чем его сверстник — избалованный, эгоистичный Виктор. Остается лишь надеяться, что жизнь рано или поздно, но заставит Виктора осознать ложность и ущербность избранной позиции, прочувствовать утрату начал добра в своем характере. И куда лучше, в том числе и для него самого, если это произойдет раньше, быстрее.

Первые экзамены на нравственную зрелость, душевную щедрость и самоотверженность люди начинают сдавать еще в детстве. Каждый день, если не каждый час ставит подростков в ситуацию выбора: как поступить? И уже здесь во многом предопределяется характер и поведение индивида в будущем, происходит накопление добрых или злых сил в нем. Не выходит из памяти одна из историй этого ряда, рассказанная ее очевидцем.

…Однажды отправились девятилетняя Лена с соседским Сережей в лес. В кустарнике, у самой тропинки, наткнулись на птичье гнездо. Яички в нем были маленькие, серые в крапинку. Какая-то пичужка отчаянно кричала и порхала перед гнездом, заманивая людей в сторону.

— Пойдем, — тихо сказала Лена, — слышь, как беспокоится.

— Ну и что? Сейчас возьму и разобью все яйца!

— Зачем?

— Просто так.

— Пойдем!

Но Сережа не сдавался. Потом посмотрел на Лену и сказал:

— Отдай мне свой хлеб, тогда я не трону гнездо.

Лена вынула из сумки, которая висела у нее через плечо, два маленьких кусочка и протянула их Сереже. Он съел хлеб, потом вытащил из кармана свой и съел тоже. Лена шла рядом молча, стараясь не глядеть, как мальчишка ест хлеб, предназначенный на обед. Чтобы унять подступающий голод, жевала кислые листья щавеля. Это было тяжелое лето 1947 года…

У Лены была умная добрая бабушка. Она и внучку хотела видеть такой же. А Сережка рос жестоким и бессердечным, не знающим жалости. Такое поведение неизбежно привело его к печальному итогу — преступлению.

Но даже и здесь мы не скажем, что Сергей — конченый человек, что нет у него пути к людям, к жизни праведной, осмысленной. Вспомним исповедь В. В.: встряска, пусть и жестокая, помогла ему увидеть себя со стороны, понять никчемность самомнения и вредоносность эгоизма, а поняв — найти силы для решительной перестройки характера и образа поведения. Теперь и он, исходя из собственного горького опыта, подсказывает: «Главное, надо твердо себе уяснить, что не люди живут для тебя, а ты для людей». И напоминает: для пробуждения и развития таланта «быть человеком», как и любого другого таланта, нужен все тот же труд и труд, все то же самовоспитание.

Быть может, этот талант, как никакой другой, в руках самого человека, сотворим самим человеком?

Как вы отнесетесь к такому сообщению: «Я совсем еще ребенок. Мне только 16 лет…»? Далее уточнялось: «Но ребенок со своими мыслями, чувствами, переживаниями». И подпись: «Студентка первого курса педагогического училища Вера». Сотрудников редакции, куда пришло письмо, это озадачило: право же, не часто доводится встречаться со столь откровенными признаниями в затянувшемся детстве, да еще с оттенком самолюбования. Ладно бы девушка просто слегка пококетничала, поиграла словами. Нет. Дальнейший ее рассказ о себе, о своих привычках и привязанностях отражал точность ее самооценки.

Однако сам факт появления такого письма в редакционной почте никого особенно не удивил. Ведь и до него было известно, что имеется определенная прослойка молодых людей, чувствующих себя детьми до 20—25 лет, легко согласившихся с ролью великовозрастных иждивенцев. Им кажется, что чем дольше продлится состояние беззаботности, тем счастливее будет их жизнь. Они как бы живут настроением новогоднего праздника: все должны дарить тебе подарки — ведь ты же ребенок! Родители должны как можно лучше одевать тебя, лелеять, беречь, учителя — служить тебе, отдавать свои знания. Друзья — скрашивать досуг. Ты же никому и ничего не должен: какой спрос с дитяти?!