— Бедняжка, — сказала мама. — До чего у тебя глупый вид — нельзя показываться на людях. Эмиль, сбегай-ка к Крёсе-Майе и попроси ее помочь нам приготовить кофе.

Пить кофе после воскресной обедни в Лённеберге любили, и в окрестных хуторах наверняка обрадовались, когда получили письмо от мамы Эмиля:

«Дарагие Дамы и Гаспада, не пажелаете ли преехать к нам на чашку кофе нынче вваскресенье.

Миластиво просим Альма и Антон Свенссоны.

Каттхульт, Лённеберга».

Настало время ехать в церковь. И мама с папой укатили, — ведь им, прежде чем пить кофе, надо было побывать в церкви.

А Эмиль послушно отправился с маминым поручением к Крёсе-Майе. Утро выдалось чудесное, и Эмиль, весело насвистывая, шагал по тропинке к домику Крёсы-Майи. Она жила на старом торпе в лесу.

Если тебе доводилось бывать в смоландском лесу в июне ранним воскресным утром, ты сразу вспомнишь, каков этот лес. Услышишь и как кукует кукушка, и как дрозды выводят трели, словно играют на флейте. Почувствуешь, как мягко стелется под босыми ногами хвойная тропинка и как ласково пригревает солнце затылок. Ты идешь и вдыхаешь смолистый запах елей и сосен, любуешься белыми цветами земляники на полянках. Вот таким лесом и шел Эмиль. Поэтому он не спеша дошел до лачуги Крёсы-Майи. Серенькая маленькая скособоченная лачуга едва виднелась среди старых елей.

Крёса-Майя сидела и читала газету «Смоландский вестник», в одно и то же время ужасаясь и радуясь тому, что там писали.

— В Йёнчёпинг пришел тиф, — сказала она, не успев даже поздороваться с Эмилем, и сунула ему газету под нос, чтобы он сам убедился в этом. И верно, в газете сообщалось, что два жителя Йёнчёпинга тяжело заболели тифом. Крёса-Майя, довольная, покачала головой.

— Тиф — страшная болезнь! — сказала она. — Скоро тиф и до Лённеберги доберется, помяни мое слово!

— Это почему? Как он может сюда попасть? — удивился Эмиль.

— Покуда ты тут стоишь, он летит над всем Смоландом, словно пух одуванчика, — молвила Крёса-Майя. — Целые килограммы семян тифа! Да поможет Господь тому, в ком они пустят корни.

— А какой он, этот тиф? Похож на чуму, что ли? — спросил Эмиль.

О чуме Крёса-Майя уже как-то рассказывала. Она знала о всех болезнях и напастях, но чума, как она уверяла, была самая страшная болезнь. Просто жуть! В былые времена, давным-давно, она унесла в могилу чуть ли не всех жителей Смоланда, и подумать только, вдруг и тиф окажется таким же ужасным!

Крёса-Майя призадумалась.

— Да, тиф почти что чума, — сказала она, довольная. — Точно я не знаю, но помнится, будто сперва от тифа люди с лица синеют, а после помирают. Да, тиф — ужасная болезнь, ох-хо-хо!..

Услыхав о больном зубе Лины и ее распухших щеках, Крёса-Майя пообещала прийти в Каттхульт как можно быстрее и помочь сварить кофе.

Эмиль отправился домой и застал Лину на ступеньках крыльца. Она сидела и рыдала от зубной боли, а рядом в полной растерянности стояли Альфред и маленькая Ида.

— Знаешь, тебе все же лучше пойти к Ковалю-Пелле, — предложил Альфред.

Коваль-Пелле был кузнецом в Лённеберге; это он вырывал лённебержцам больные зубы своими огромными страшенными клещами.

— А сколько он берет за то, чтобы выдрать зуб? — выдавила, всхлипывая, Лина.

— Пятьдесят эре в час, — ответил Альфред, и Лина содрогнулась, услыхав, как дорого и долго рвать зуб.

Эмиль глубоко задумался, а потом сказал:

— Я, верно, смогу дешевле и быстрее вырвать зуб, я знаю средство!

И он объяснил Лине, Альфреду и маленькой Иде, какое у него средство.

— Для этого нужны всего две вещи — Лукас и длинная крепкая медвежья жила. Медвежьей жилой я обмотаю твой зуб, Лина, потом накрепко привяжу жилу к своему ремню на спине и во всю прыть поскачу на Лукасе. Бац — зуб и выскочит!

— Бац! Нет уж, спасибо, — возмутилась Лина. — Скачите во всю прыть без меня!

Но тут зуб так заныл, боль стала такой нестерпимой, что мысли Лины сразу приняли другой оборот. Она тяжко вздохнула.

— Так и быть, попробуем. Несчастная я, спаси меня Господь, — сказала она и пошла за медвежьей жилой.

Эмиль сделал как обещал. У него ведь всегда: сказано — сделано, слово с делом не расходится. Он подвел Лукаса к крыльцу кухни, привязал к своему ремню медвежью жилу и вскочил на коня. Стоя у хвоста Лукаса с медвежьей жилой, опутавшей ее зуб, бедная Лина стонала и охала. Маленькая Ида дрожала от страха, а Альфред радостно сказал:

— Ну, теперь только остается услышать бац.