Для того, чтобы проиллюстрировать факт, каким образом делаются легенды наподобие как с «демонстрацией и петицией рабочих Николаю Второму» 5 января 1905 года, я вам опишу одно историческое событие, коему я сам был свидетель.

В августе 1991 года я был в Москве и имел возможность лицезреть все события троцкистского государственного переворота-реванша 1991 года. Попытка ГКЧП стабилизировать положение страны была 19 августа в понедельник, однако уже вечером в среду 20 августа стало ясно, что у правительства нет ни силы ни желания бороться за свою собственную страну и троцкисты поняли, что власть без боя переходит к ним. Около «Белого дома», на Пресне, это что через дорогу от американского посольства, которое полностью контролировало положение и руководило событиями, началось ликование троцкистов. К «Белому Дому» разделить троцкистский триумф приезжал сам виолончелист Растрапович. На следующий день, в четверг, 22 августа, в Москве срочно по многим учреждениям объявляется выходной день и народ заставляют ехать в центр Москвы, говоря, что там демонстрация в поддержку «демократической революции». Я еду…, было это где-то днем, около 12 часов дня. Выхожу из метро «Маяковская». Вижу такую картину: движения по улице Горького нет, и милиция приглашает всех прохожих, обычную московскую толпу, на проезжую часть улицы Горького и направляет всех в одну сторону — в сторону Кремля. Народ как-то не решался сначала сходить на проезжую часть. Сначала народу шло совсем немного, но потом, видя, что действительно движение перекрыто и гораздо проще идти по проезжей части, народ потихоньку переходит на проезжую часть. Как по мановению волшебной палочки на пешеходных дорожках появляются всякие продавцы всякой всячиной: сигаретами, пепси-колой и алкогольными напитками. Политических лозунгов практически нет, только на домах, но немного, видимо, только то, что успели развесить. И эта заурядная московская толпа, обычно бегающая по магазинам, медленно бредёт в сторону Красной Площади, многие с детьми, с колясками. Погода как на заказ, солнце, какие-то красные плакаты краснеют то там, то здесь. Народ идёт и глазеет по сторонам, любопытно, необычно: вдруг, ни с того ни с сего, посредине рабочей недели — народные гуляния! Медленно многотысячная толпа выползает на Красную Площадь, на трибуне Мавзолея никого нет. Но мать честная! Будень день, на Красной площади тоже развешаны какие-то лозунги, из репродукторов играет обычная советская бравурная музыка. На Красной площади народ замешкался, и толпа начала концентрироваться. Но милиция стала направлять всех по проезду позади ГУМА в сторону ЦК КПСС на Старую площадь. Перед входом в здание ЦК КПСС уже скопилось большое количество народу. Поскольку места там мало, часть народу направлялась в сторону площади Дзержинского. Я остановился на часок у входа в ЦК КПСС. Картина была наистраннейшая. В здании ЦК КПСС, похоже, уже никого не было вообще. Из центральных дверей никто не выходил, и никто не входил. Рядом были чугунные ворота, возле которых стояла будка с охранником. Молодой солдатик там сидел, видимо, ни жив ни мёртв. И вот эта огромная толпа народу стоит, и что? Все смотрят, а что будет дальше? Люди вокруг самые обычные: пенсионеры, бабушки старушки, студенты, молодёжь, дети, коляски, все стоят, всем любопытно, никакого пролетариата и близко нет. Периодически, кто-то распространяет слух, что не плохо бы ворваться в здание. Люди оглядываются. На газончике, этого скверика, напротив ЦК КПСС, что идёт от Политехнического музея вниз к площади Ногина, позади толпы, то тут то там стоят большие чины милиции, майоры, полковники, младшего милицейского состава почти нет. Майоры и полковники стоят и говорят на какие-то бытовые темы. Похоже их вообще окружающее не беспокоит ни в малейшей степени и не поражает своей необычностью. Похоже, что милицейское начальство просто умирает со скуки и ждёт когда весь этот балаган закончиться, чтобы пойти домой. Было очевидно, что милиции дали приказ ни во что не вмешиваться, и никого не останавливать и не задерживать. В какой-то момент провокаторам вроде как удаётся расшевелить толпу на то, чтобы ворваться в здание, но состав толпы настолько не подходящ для этого, что народ никак не хочет идти на поводу у этих провокационных призывов. Наконец, из толпы вышли пару бородатых ребят в студенческих штормовках и, взявшись за руки, встали у дверей лицом к толпе и сказали: «Ребята. Не надо никаких беспорядков. Посмотрели и проходите дальше». Все сразу расслабились и пошли дальше. Напряжение спало и все рассосались. Я пошёл, куда всех направлял милицейский кордон — к памятнику Дзержинского. Вот там было гораздо просторнее, и толпа собралась гораздо больше. Оба здания КГБ имели глухо занавешенные окна и периодически оттуда из занавесок выглядывали испуганные лица сотрудников; и хотя огромная толпа стояла к зданиям КГБ своими спинами, а лицом к памятнику Дзержинскому, это, тем не менее, видимо мало их успокаивало. Поскольку толпа на площади Дзержинского была большая, то и усилия провокаторов здесь оказались более эффективными. Уже какие-то тёмные личности пытались накинуть петлю на шею Дзержинскому и подогнать грузовик, но толпа их отговаривает, и не пропускает грузовик провокаторов подъехать к памятнику. И так это двойственное положение продолжалось довольно долго, часа два не меньше. Но затем приехало какое-то официальное лицо из нового демократического правительства, у него была еврейская фамилия Станкевич; и он начал объяснять, что не надо сбрасывать памятник, что последствия непредсказуемы, что памятник весит огромное количество тонн, а под памятником — станция метро. Станкевич заявил, что, дескать, мы Дзержинского уберём, но снимем его цивилизованно — подъёмным краном. После это все стали расходиться. Остались только подростки, которым делать нечего и они ждали до двенадцати часов ночи, когда действительно, новые власти подогнали огромный заграничный кран и сняли «Железного Феликса».

На другой день все газеты вышли с сообщениями об огромной демонстрации и единодушном одобрении москвичами новой «демократической» России»! Телевидение непрерывно гоняло репортаж о свержении памятника Дзержинского, как об апофеозе «само по себе происшедшей «демократической революции» в России». Дескать — это народ сделал «революцию»! Теперь вы поняли, как организуются «народные революции»? Точно такого же тщательно спланированного характера были и «русские революции» 5 января 1905 года, и 25 октября 1917 года.

А теперь я вернусь к рассказу, а что же произошло с Саввой Морозовым, который, как, и Остап Бендер — Кису Воробьянинова, для конспирации стриг еврейского провокатора попа Гапона, убегающего от народной расправы. Как я уже говорил, у Саввы Морозова с Горьким была одна любовница: Андреева-Юрковская, которая работал на еврейскую мафию. Она выбивала деньги на еврейскую войну против гоев, как из Горького, так и из Саввы Морозова. После неудачной попытки государственного переворота, Савве Морозову, как и Горькому, пришлось срочно уехать за границу. Савва Морозов жил в Каннах со своей женой Зинаидой. Сын академика Збарского, И.Б. Збарский, в своей книге «От России до России сообщает, что:

«В 1905 году, на курорте в Каннах, Морозова нашли мертвым у себя в номере. Рядом лежал пистолет и местный врач сказал, что это самоубийство. Однако обстоятельства его смерти вызывают по меньшей мере сомнения. Савве Морозову было всего лишь 42 года, он давал большевикам много денег, которые у него тянул Л.Б. Красин, числившийся у него инженером (то что сейчас называется рэкетом). Известно, также, что Морозов завещал крупную сумму денег своей любовнице Марии Фёдоровне Андреевой — Юрковской, которая была сожительницей Максима Горького, и которая, как и Красин, была членом партии большевиков».

Не надо быть Шерлоком Холмсом, Эркюлем Пуаро или комиссаром Мэгре, чтобы догадаться, что убийство богатого и известного человека надо начинать с крупного завещания, оставленного им на имя любовницы Максима Горького Андреевой-Юрковской, которая была одновременно и любовницей Саввы Морозова. Однако дело мигом списали как самоубийство, и версию самоубийства, как всегда всем навязала пресса. А вот что говорит человек, рыльце, которого в пушку — сам Горький. Он явно не хочет распространятся об этом случае в своей книге. На странице 389 «Книги о русских людях» Горький пишет:

«Морозов уехал за границу раньше, чем я вышел из Петропавловской крепости (то есть Горький после событий был арестован), я больше его не видел. За границей он убил себя, лёжа в постели, выстрелом из револьвера в сердце. За несколько дней до смерти Саввы его видел Л.Б. Красин… Когда я прочитал телеграмму о его смерти и пережил час острой боли, я невольно подумал, что из-за угла, в который условия затискали этого человека, был только один выход — смерть», — сообщает «великий пролетарский подонок и отморозок» Горький-Иегудил. Конечно, вали всё на невыносимые условия царского режима. Между прочим Савва Морозов заплатил за Горького залог 10 тысяч рублей и 10 тысяч залога за Андрееву-Юрковскую, чтобы после их ареста как террористов и мятежников в 1905 году выпустили из тюрьмы, и они оба тут же смылись за границу. Впоследствии Горький отказался вернуть вдове Саввы Морозова эти деньги (Нижеуказанная статья Бориса Носика).

А вот что продолжает И.Б. Збарский: «В день смерти Морозов резко спорил с кем-то на улице. Весьма вероятно, что этим человеком был тот самый Красин, который впоследствии сыграл немалую роль в дискуссиях по бальзамированию Ленина (которого бальзамировал отец Збарского).

А вот что сообщает Борис Носик в статье «Загадочная смерть в Каннах» в «Московских новостях» № 29 за 2003 год. Он приводит выдержку из секретного сообщения московского градоначальника П.А Шувалова Департаменту полиции:

«…по полученным мною из вполне достоверного источника сведениям, покойный Савва Морозов находился в близких отношениях с Максимом Горьким, который эксплуатировал средства Саввы Морозова для революционных (еврейских) целей; незадолго до выезда из Москвы Морозов рассорился с Горьким, и по приезде Морозова в Канны к нему, по поручению Горького, приезжал один из московских (еврейских) революционеров, а также революционеры из Женевы, шантажировавшие покойного».

То есть, отношения Саввы Морозова и большевистской партии были такими же, какие сейчас существуют между каким-нибудь преуспевающим московским предпринимателем и Солнцевскими бандитами.