Ровно в одиннадцать зазвенел ржавый дверной звонок, и Джулия впустила в дом настройщика роялей.

— Спасибо, мэм, — почтительно произнес старик. — Пожалуйста, покажите мне, где стоит рояль. В последний раз я был здесь больше пятидесяти пяти лет назад. Леди Оливия попросила моего отца настроить инструмент перед тем, как лорд Гарри вернется с войны.

Джулия взглянула на него с удивлением.

— Боже, как давно это было! Идите сюда. — Она провела его через анфиладу комнат, подошла к гостиной и взялась за знакомую медную ручку двери. Пальцы предательски задрожали.

— Позвольте мне, мэм, — вызвался старик.

— Спасибо. Очень... туго открывается, — смущенно пробормотала Джулия.

Настройщик легко повернул дверную ручку, и ей ничего не оставалось, как войти в комнату следом за ним. Он подошел к роялю и снял с него защитный чехол. Джулия стояла на пороге и настороженно следила за его действиями.

— Замечательный инструмент! — восхищенно заметил старик. — Отец всегда говорил, у этого рояля самый чистый звук из всех, что ему доводилось слышать. А уж он-то слышал немало, — с усмешкой добавил он. — Ну-с, так. — Настройщик открыл крышку, осмотрел пожелтевшие клавиши и, любовно дотронувшись до них пальцами, сыграл быстрое арпеджио, потом вздохнул и покачал головой. — О Господи, рояль и впрямь совсем плох! — Старый мастер обернулся к Джулии: — Мне понадобится время, но я справлюсь, мэм, не волнуйтесь.

— Спасибо, — тихо отозвалась Джулия.

— Ага. — Нагнувшись, настройщик открыл свой чемоданчик с инструментами. — Отец рассказывал, что лорд Гарри, вернувшись домой, больше уже не играл на рояле. Очень печально.

— Вот как? — удивилась Джулия. — Я слышала, он был чудесным пианистом.

— Да, но почему-то... — настройщик со вздохом взял первые аккорды Сонаты си-минор Листа, — после войны забросил это занятие. Наверное, на фронте с ним что-то случилось. Жаль, что он зарыл свой талант в землю, правда?

Джулия больше не могла это слушать.

— Ладно, работайте, а я пойду! — резко бросила она. — И пожалуйста, отправьте счет лорду Кроуфорду. — Она развернулась и поспешно покинула гостиную.

Джулия отправилась в огород набрать овощей с пустеющих грядок, чтобы вечером приготовить их с форелью. Ей хотелось привести участок в порядок, прополоть его и засеять новыми семенами, но поскольку им предстояло уехать из поместья сразу, как только найдется новый покупатель, эта работа казалась ей бессмысленной.

Внезапно Джулия обратилась в слух: прохладный ветерок донес из гостиной Второй концерт Рахманинова. Опустившись на колени посреди сорняков, она зажала уши руками.

— Прекратите! Прекратите!!!

Но музыка по-прежнему звучала, просачивалась сквозь пальцы. Ноты, которые она не могла играть, терзали душу. Джулия перестала закрывать уши, уронила руки вдоль тела и дала волю слезам.

— Ну почему вы играете именно это? Что угодно... что угодно, только не это... — Она покачала головой и вытерла нос тыльной стороной ладони.

Эта мелодия стала символом ее горя. В тот жуткий вечер, пока она играла для восторженных слушателей, поглощенная прекрасной музыкой, потерянная в собственном мире, а потом наслаждалась аплодисментами, ликующими возгласами и букетами, с эгоистичной радостью упиваясь успехом, ее маленький сын и муж умирали мучительной смертью.

Джулия снова и снова изводила себя воспоминаниями, гадая, когда именно во время концерта они испустили последний вздох.

«Может, Габриэль, лежа на земле, страдая от чудовищной боли и страха, звал меня? Недоумевал, почему рядом нет его мамы, почему она не поможет ему, не утешит и не спасет? Я предала сына — бросила, когда он так сильно во мне нуждался...»

Эта мысль была невыносима.

И самое страшное: рояль — инструмент без души и мыслей — украл любовь и внимание Джулии, заслонил собой ребенка и мужа и теперь служил воплощением самолюбивой, гадкой стороны ее личности. В отчаянии она сгорбилась. Ее успокаивало лишь то, что найденные ею несколько тощих морковок и единственный кустик салата латука были самосевом — потомками растений, некогда посаженных ее любимым дедом.

— О, дедушка Билл! — плача, воззвала она к небесам. — Что бы ты сказал мне сейчас, если б мы, как раньше, сидели с тобой в теплице?

Разумеется, он вел бы себя спокойно и здраво — как всегда, когда Джулия обращалась к нему со своими проблемами. Дедушка рассматривал факты, а не эмоции, твердо верил в судьбу и Бога. После похорон ее мамы дедушка Билл обнял Джулию. Она безутешно рыдала, уткнувшись ему в плечо и с ужасом представляя, как одиноко и холодно маме лежать в сырой земле.

— Твоя мама сейчас на небесах. Ей хорошо и спокойно, я знаю, — утешал дед. — Это мы, оставшиеся на земле, страдаем без нее.

— Почему врачи не смогли ей помочь? — жалобно спросила Джулия.