— Люди ездят в любую погоду, — ответил Эрл. — А Джон Гир хорошо водит машину.

Мужчина скорчил рожу.

— Из торнадо-то он не вырулит, — сказал он, явно наслаждаясь ролью предсказателя судьбы. — Мы сейчас как раз ожидаем его.

— В самом деле?

— В позапрошлом году ветер сорвал крышу со школы. Просто поднял ее в воздух.

Лаура-Мэй снова появилась в дверях с подносом, на котором стояли кувшин и четыре стакана Лед звякал, ударяясь о стенки кувшина.

— Что ты там говоришь, па? — спросила она.

— О торнадо.

— А для торнадо недостаточно жарко, — возразила она с уверенностью.

Ее отец протестующе хмыкнул, но не возразил. Лаура-Мэй подошла к Эрлу, но когда он попытался забрать у нее поднос, она сказала:

— Я отнесу сама Показывай дорогу.

Он не возражал. У них будет еще немного времени, чтобы поболтать, пока они дойдут до номера Гиров. Возможно, женщина подумала то же самое или же хотела поближе рассмотреть проповедника.

Они молча прошли к выходу из конторы и остановились. Перед ними лежало двадцать ярдов размытой земли — от одного здания до другого.

— Может, я возьму кувшин? — предложил Эрл. — А ты понесешь стаканы.

— Ладно, — ответила она Потом, снова поглядев ему прямо в глаза, спросила: — Тебя как зовут?

— Эрл, — ответил он, — Эрл Райборн.

— А я Лаура-Мэй Кэйд.

— Очень рад познакомиться, Лаура-Мэй.

— Ты знаешь про это место? — спросила она. — Папа наверняка рассказал вам?

— Ты имеешь в виду торнадо? — сказал он.

— Нет, — ответила она. — Я имею в виду убийство.

Сэди стояла у кровати и разглядывала лежавшую женщину.

«Совсем не умеет одеваться, — думала Сэди. — Одежда тусклая и унылая, а волосы не уложены».

Женщина что-то бормотала в полудреме и вдруг — внезапно — проснулась. Ее глаза широко раскрылись. В них плескались тревога и боль. Сэди поглядела на нее и вздохнула.

— В чем проблема? — спросил Бак.

Он уже поставил чемоданы и сидел в кресле напротив четвертого постояльца — крупного мужчины с жесткими, властными чертами лица и копной седых волос, как у ветхозаветного пророка.

— Нет проблем, — ответила Сэди.

— Я не хочу делить комнату с этими двумя, — заявил Бак.

— Но ведь это та комната, где… где мы остановились, — возразила она.

— Давай переберемся в соседний номер, — предложил Бак, кивнув в сторону открытой двери в смежный восьмой номер. — Там поудобнее.

— Они не могут нас видеть, — сказала Сэди.

— Но зато я могу их видеть, — ответил Бак. — И это выводит меня из себя. Да какая разница, если мы остановимся в другой комнате!

Не дожидаясь, пока Сэди согласится. Бак поднял чемоданы и внес их в комнату Эрла.

— Идешь ты или нет? — спросил он Сэди.

Та кивнула. Лучше поладить. Если она начнет препираться, все пойдет по-прежнему и они не пройдут первого испытания. Согласие было основным условием воссоединения. Сэди напомнила себе об этом и послушно отправилась за ним в номер восемь.

Лежа на кровати, Вирджиния думала, что надо подняться, пройти в ванную и в уединении проглотить таблетку-другую транквилизаторов. Но присутствие Джона пугало ее. Иногда ей казалось, что он видит ее насквозь и все ее грехи для него — открытая книга. Если она поднимется и начнет рыться в сумочке в поисках лекарств, он спросит ее, что она делает. А если он спросит, она не сумеет скрыть правду. У нее не хватало сил сопротивляться огню его испепеляющих глаз. Нет, лучше лежать и ждать, пока Эрл принесет воду. Тогда, пока мужчины вдвоем будут обсуждать дальнейший маршрут, она сможет выскользнуть и принять запретные таблетки.

Свет в комнате был слабым и мерцал. Это раздражало ее. Хотелось смежить веки, чтобы не видеть его. Секунду назад мерцающий свет сформировал мираж у изножья постели — нечто с крыльями, как у ночной бабочки, застыло в воздухе, а потом растворилось.

Около окна Джон опять читал вполголоса. Поначалу Вирджиния уловила лишь несколько слов:

— «И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы» [12] .

Она мгновенно узнала отрывок — его ни с чем не спутаешь.

Эти строчки из Откровения Иоанна Богослова она знала наизусть. Джон постоянно декламировал их на собраниях.

— «И сказано было ей, чтобы она не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих» [13] .

Гир любил Откровение. Он читал его гораздо чаще, чем Евангелия, которые знал наизусть, но их слова не воодушевляли его так сильно, как нервный ритм этой книги. Когда он читал Откровение, он словно наблюдал апокалиптические картины и возбуждался от этого. Голос его менял интонацию; поэзия не просто исходила от него, а проходила сквозь него. Покорный ее длани, он покорно продвигался от образа к образу — от ангелов к драконам, а потом — к блуднице вавилонской на звере багряном.