— Ош-шен многа. Цу филь!

Но Улих хитрит. Ночь пугает его. И в душе он проклинает этот глухой северный край. Он совсем один сегодня. Другое дело, когда товарищей много. А теперь лишь бы дождаться рассвета. Притаиться в лесной глуши и дождаться…

Куцый вымаливает разрешение остаться под крышей. На улице холодно. На улице дождь.

Подумав, Улих разрешает остаться под крышей. Только под крышей, но не в сторожке.

Куцый благодарно кланяется, собираясь лезть на чердак. Стара, дырява крыша, но все-таки крыша…

Улих вышел, заглушил мотор. Танк устало утих. Солдат вернулся в сторожку. В руках у него снаряд, похожий на узкий длинный медный стакан. Он показывает бакенщику снаряд и бормочет:

— Партизан капут, канут!..

— Понятно. — Куцый, покряхтывая, залезает на чердак.

В щель, меж потолочин, на чердак пробивается слабый штришок света.

Немец заперся, сидит за столом, держит перед собой снаряд, пугливо посматривает на черное оконце и прислушивается. Бакенщику хорошо это видно сверху, в щель на потолке. Он видит, как танкист вдруг отвинчивает головку снаряда. Теперь уже перед ним и вправду не снаряд, а медный стакан. Улих опрокидывает его, и по столу рассыпаются яркие блестящие предметы. Куцый затаил дыхание: не порох в снаряде — золото!

Танкист воровато пересчитывает кольца, зубные коронки, серьги, старинные монеты. Потом достает из внутреннего кармана брошь с драгоценными камнями, внимательно рассматривает ее и неторопливо завертывает в бумагу, ту самую «бумагу», которую он отобрал у Куцего.

«Что ж ты делаешь!» — хочется крикнуть Куцему, но он молчит.

Завернув брошь, Улих присоединяет ее к остальным драгоценностям, прячет в медную гильзу снаряда, закладывает ватой. Бронебойная головка снаряда становится на свое место.

«Вот так штука!» — ошеломленный, замер бакенщик на чердаке. Смотрит сверху на гитлеровца и с трудом сдерживает взволнованное дыхание. «Пристукнуть бы теперь его! И золотишко бы взял, и документ вернул».

А Улих вынул нож с многочисленными приборчиками, открыл граненое шильце и что-то ковыряет острием на медном стакане.

«Метит», — догадывается Куцый.

Танкист увлекся работой. На столе перед ним — парабеллум.

«Подкрасться, схватить парабеллум!..» Но едва Куцый пошевелился на чердаке, танкист тотчас вскинул голову, схватился за пистолет…

Фашист не заснул ни на минуту. Не спал и Куцый.

На рассвете танк, зарычав, уполз. Но уполз недалеко. Обломился под ним подпиленный деревянный мост. И упал танк в быструю Пыршу. Не быструю, а бешеную в этой горловине…

Куцый метался по сторожке, не зная, что делать. Ведь без «бумаги» теперь житья не будет.

«Может быть, удастся переждать в сторожке, гитлеровцев уже повсюду теснят… Но придут свои, достанут танк, найдут документ… Что тогда?» Отчаянье охватывает Куцего.

Под вечер дверь тихонечко приоткрылась, и один за другим вошли трое людей в ватниках, с автоматами в руках.

Самый старший партизан сказал:

— Я — Милорадов. Слышал?

— Как не слышать, — признался Куцый, — тебя все знают…

— А слышал, что мы фашистский танк в Пыршу скинули? Угадал как раз в самую банку, скатился под Каменный Зуб! После войны водолазам будет работка… А пока надо поскорее сообщить в штаб…

Высокий, с белыми колечками волос, выбивающимися из-под кубанки, молодой партизан достал портсигар с махоркой, угостил.

В это время за окном раздался выстрел.

Партизаны поспешно ушли.

Потом прибежали гитлеровцы.

— Где партизан?.. Где партизан?!

— Ушли, — махнул рукой Куцый. — Я не партизан…

Что было дальше, — он не помнит. Очнулся уже в каменном подвале. Его допрашивали, били, а потом отправили в лагерь.

В плену он часто думал о танке. Видимо, очень важная птица был этот Улих, коль тогда гитлеровцы, словно с ума посходили, весь лес обшарили в поисках танка и партизанской группы Милорадова. Впрочем, уже в лагере Куцый узнал позднее, будто партизаны пойманы и расстреляны, а сам Милорадов повешен.

Кончилась война. Куцый вернулся на родину и сразу отправился к берегам Пырши. Никто теперь не знает, что он когда-то бежал из заключения, не хотел воевать с фашистами. И никто не знает о танке. Во что бы то ни стало решил Куцый достать меченый снаряд.

На всякий случай он отпустил бороду, по случаю приобрел старый мотоцикл, своими силами наладил его и поехал к сторожке в глухой безлюдный край. Приехал уже осенью. Сторожка оказалась целой, только крыша местами провалилась. Куцый починил ее, замазал глиной в печи трещины и остался зимовать. В ближайшей деревушке Тамборе нанялся ремонтировать плуги, телеги, лодки, чинить колхозную сбрую, сети, невода…