«Быстро ты улетела, птица…»

Вот только здесь некуда было улетать. Здесь я в клетке.

Я вдруг поняла, что хватаю ртом воздух. В горле пересохло, и я даже слова толком вымолвить не могла. В эти секунды меня словно облили ледяной водой, и я дрожала, кусая губы.

— Ну, что? Ты готова схлопотать, дура мелкая? — ухмыльнулся Дэн, подходя ближе ко мне.

Я как-то съежилась, не отводя от него испуганного взгляда.

— Послушай, Денис, — выдавила из себя я. — Давай не будем…

Я прекрасно понимала, как жалко я сейчас выгляжу. Однако я просто тянула время, мне нужно было отвлечь их, чтобы рвануть и добежать до Андрея.

Сухонин несколько секунд выглядел озадачено. Я уже понадеялась дать дёру, но не тут-то было, лицо Дэна снова стало наглым, а взгляд угрожающим.

— Чего ты там пропищала, глиста? — грозно наступая, спросил Сухонин. — За идиота меня держишь? Думаешь, я не понимаю, что ты свинтить хочешь?

— Иди ты в баню, — отчаянно огрызнулась я.

В ту секунду, когда лицо Дениса исказилось яростью, я отскочила в сторону и рванула по направлению к Андрею. К моей печали, Дэн уже давно сообразил, что происходит. Он буквально в два шага долетел до меня и больно схватил за локоть.

Я тихо выдохнула, прощаясь с жизнью, попыталась вырваться и отбежать назад, но оступилась и чуть не упала. Сухонин поймал момент и с размаху двинул мне в плечо.

Вот тогда-то нашу потасовку заметили взрослые. Я, ощущая неприятную боль и удушающий страх, испуганно замерла и уже почти словила второй удар от Дэна, но тут к нам подбежал Спольников и быстро загородил меня рукой. Дэна схватил за шиворот появившейся как из ниоткуда Рожков.

— Это ещё что за безобразие?! — гневно спросил коренастый Эдуард Валентинович, сверкая глазами. — Сухонин, ты совсем совесть потерял?! Если ты сынок управителя, тебе никто не даёт права избивать других! Тем более — девочек! Я потребую у твоего отца наказания для тебя.

Андрей строго посмотрел на по-бунтарски насупившегося Дэна. Мальчишка ничего не сказал, хмыкнул и, резко дёрнув плечом, вырвался из хватки Рожкова.

— Попробуйте, — буркнул он, направившись обратно к своим дружкам.

Всё как-то быстро улеглось. Слава Богу, ко мне сразу подошел Андрей и избавил от лишних взглядов и вопросов со стороны особо любопытных жителей бункера, заметивших драку.

— Тебе больно, малыш? — озадаченно спросил Спольников, опускаясь на корточки возле меня.

Я покачала головой, всеми силами стараясь не заплакать. Я даже не надеялась, что управитель накажет Дэна. Скорее, наоборот, похвалит ещё.

— Нет, со мной всё хорошо, — быстро сказала я, отводя глаза. На самом деле, плечо саднило и ужасно хотелось его потереть. — Мне не больно.

— Уверена? — всё ещё беспокоясь, спросил Спольников.

Я кивнула и, едва сдерживая слёзы, отвернулась.

Мне казалось, что я перестала замечать, что время вообще идёт. День медленно уходил за днём. В моей жизни всё смешалось в один флакон: серые дни, серые ночи, серые стены и серое отчаяние. Бункер был клеткой, коробкой бесконечно давящей на меня. В этих темных коридорах и бетонных комнатах моя жизнь, казалось, остановилась. Школьные годы были невыносимо тяжёлыми. Учёба давалась мне сложнее, чем мне хотелось бы. Ещё хуже было со сверстниками.

Правда, были и хорошие моменты.

Когда мне исполнилось четырнадцать, у нас начались плановые тренировки по стрельбе, рукопашному бою и самозащите. Курс тренировок был обязательным для всех жителей бункера, достигших четырнадцати лет. Управитель наравне с учителями и тренером не переставали на протяжении двух лет, пока мы занималась стрельбой и всевозможной физической подготовкой, повторять нам, что эта практика не будет для нас лишней, но сама по себе она ни в коем случае не означает, что в «Адвеге» не безопасно.

Мне нравились все эти тренировки. Мы упражнялись в стрельбе по мишеням, пробовали бегать с оружием и стрелять на бегу. Занимались рукопашным боем, тактикой, а ещё учились незаметно и быстро перемещаться и прятаться.

Однако всё это не спасло меня от грядущих испытаний. Когда мне только-только исполнилось пятнадцать, для меня в жизни всё начало круто меняться. Старательные насмешки и издевки моих недоброжелателей, особенно управителя, превратили меня в объект ненависти многих жителей бункера. Я чувствовала, как пустота внутри начинает перерастать в глубокое отчаяние.