Шрифт:
— Могу я войти? — закричал он во весь голос.
IV. МАРСИАНСКИЙ КЛИЕНТ
Джон Г. Уотсон, М. D
Популярное сочинение мистера Г. Дж. Уэллса «Война миров», вышедшее из-под пера известного радикала и атеиста, ближайшего сподвижника Франка Харриса [22] , Джорджа Бернарда Шоу и куда более одиозных личностей, изобилует фактическими ошибками и неточностями. В этой книге, полной безудержных преувеличений, Уэллс претендует на научные познания, которыми никак не обладает. Тем не менее, мужи науки и простые читатели осыпают Уэллса похвалами, тогда как блестящие дедуктивные труды Шерлока Холмса и профессора Джорджа Эдуарда Челленджера встречают лишь глумлением и насмешками.
22
Франк Харрис (1856–1931) — англо-американский литератор, журналист и редактор, автор скандальных мемуаров «Моя жизнь и любовь». В 1894-98 гг. редактировал лондонский еженедельник «Saturday Review», где печатались Дж. Б. Шоу и Г. Уэллс.
Уэллс упоминает о великолепном и почти нетронутом экземпляре хищника, который сохраняется в спирту в Музее естественной истории, но по небрежности либо преднамеренно умалчивает об истории поимки, исследования и консервации этого экземпляра. Мало того, как в научных публикациях, так и в общедоступной прессе игнорируются поразительные выводы профессора Челленджера, который утверждает, что вторгшиеся на Землю захватчики были отнюдь не марсианами. Холмса, похоже, ничуть не беспокоит подобная несправедливость; но, посоветовавшись с ним, я решил изложить истинные факты, оставляя потомкам право судить.
Когда тем солнечным летом 1902 года началось вторжение, ужас охватил всех и каждого — всех, за исключением двух умнейших и лучших из людей, которых я когда-либо знал. Первый цилиндр, упавший в Уокинге, раскрылся утром в пятницу, 6 июня, изрыгнув свой экипаж безжалостных космических хищников. Помнится, в тот день я встал очень рано и немедленно выехал в Хайгейт, где в критическом состоянии лежал у себя дома бедняга Мюррэй, верный старый ординарец, спасший мне жизнь во время Второй Афганской войны.
Утренние газеты сообщили, что среди провинциальных городков Серрэя высадились невиданные существа с Марса, соседи Мюррэя взахлеб обсуждали последние известия, но я, по правде сказать, уделял всему этому мало внимания, так как нашел Мюррэя крайне ослабевшим и беспомощным. Почти сразу же я с горечью убедился, что спасти его невозможно, оставалось лишь облегчить его предсмертные страдания. Вечером, пытаясь сбить у него жар, я краем уха услышал, что марсиане атаковали в Уокинге беззащитную толпу любопытных.
Может показаться, что я едва отдавал себе отчет, какие драматические события происходили в тот день, а также в субботу и воскресенье; хотел бы еще раз напомнить читателю, что все мое внимание было поглощено несчастным Мюррэем. Жители дома пересказывали друг другу самые дикие истории, казавшиеся мне лишь паническими слухами: космические существа, дескать, полностью разрушили Уокинг и Хорзелл, разбили поспешно выставленные против них войска и двинулись к Лондону. К утру понедельника все соседи Мюррэя и обитатели близлежащих домов бежали; об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно. На всей улице не осталось ни единого человека, помимо меня и моего бедного пациента.
Разумеется, я и подумать не мог о том, чтобы уйти и оставить бедного Мюррэя умирать в одиночестве. День за днем я ухаживал за больным и делал для него все, что мог, заботясь о несчастном как врач и как друг. Вокруг царили страх и запустение, на улицах внизу клубились облака ядовитых испарений, которые позднее стали называть черным дымом.
Я слышал пронзительный вой боевых машин, перекликавшихся над крышами Лондона; порой, с опаской выглядывая из окна, я видел, как они с чудовищной скоростью проносились вдалеке, выбрасывая суставчатые ноги высотой не менее ста футов. Кажется, во вторник или в среду они ударили тепловыми лучами в соседние дома, превратив здания в пылающие факелы. К счастью, наше убежище уцелело.
Все эти дни Мюррэй пролежал в бреду. Он невнятно бормотал что-то о винтовках и патронах; думаю, затуманенное сознание рисовало ему картины сражений с афганцами. В поисках еды я обыскал все квартиры в доме. К утру восьмого дня, второй пятницы вторжения, он скончался. Только тогда я осознал, что за окнами давно стоит странная тишина.
Я поправил на постели тело несчастного Мюррэя и сложил его руки на груди. Склонив голову, я прошептал слова молитвы. Затем я вновь подошел окну, выглянул и впервые подумал о возвращении домой.
Вниз по холму сбегала улица, вся покрытая маслянистой черной пылью — остатками распавшегося на составные части черного дыма; я поблагодарил Бога за то, что местоположение Хайгейта помогло мне избежать соприкосновения с этим веществом. Глядя из окна и стараясь понять, что происходит снаружи, я разглядел одинокого пса, который неторопливо бежал по черному тротуару. Маслянистая пыль не оказывала на него никакого воздействия; я заключил, что дым, распадаясь, становился безвредным. Я собрался было выйти на улицу, но тут заметил вдалеке боевую машину — она неслась между домами, испуская из сочленений клубы зеленоватого пара. При свете дня, рассудил я, улицы были слишком опасны.