Рассказ Хельги о перипетиях прошедшего дня был неожиданно прерван появлением хмурого как туча тестя. Точнее, взбешенного до предела. Бажен Рагнарович протопал через весь салон и, мощным ударом ладони о стойку, разбудив клюющего носом стюарда, стребовал с него доскан водки. Стограммовый граненый сосуд с прозрачной жидкостью появился перед ним во мгновение ока и был опустошен с той же стремительностью.

– Еще.
– Рыкнул тесть.

– Бажен Рагнарович.
– Окликнул я его.

– А, Виталий... А вы что же здесь, так поздно?
– Тесть, наконец, заметил, что в салоне есть еще люди кроме него и сонного стюарда и подошел к нашему столику.

– Да вот, пытаюсь разобраться, почему после прогулки по вашему славному городу, у моей жены случилась самая натуральная истерика.
– Пояснил я, жестом предлагая гостю присоединиться к нашей компании. Тот обозрел заставленный чайными принадлежностями столик и, не найдя на нем чего-то важного, махнув рукой стюарду, присел в свободное кресло.

– Истерика, говорите...
– Протянул Бажен Рагнарович, дождавшись, когда на столике появился графин водки с немудрящей рыбной закуской, а принесший его заказ стюард вновь оказался за стойкой. Тесть налил себе стопку и... отставил её в сторону.
– Поня-ятно. В ушкуйных кварталах гуляли?

Хельга кивнула, и Белов скрипнул зубами, явно стараясь сдержаться и не выматериться.

– Бажен Рагнарович, судя по всему, вам что-то известно. Поделитесь?
– Мягко поинтересовался я. Тесть бросил в мою сторону обжигающий взгляд, но постарался взять себя в руки.

– Непременно, Виталий.
– Кивнул он.
– Но чуть позже. Дайте мне прийти в себя.

– Господа, прошу прощения, но уже заполночь, а я довольно сильно устала за день. Если не возражаете, я покину ваше общество.
– Хельга поднялась с кресла и мы с тестем тут же встали, соглашаясь с пожеланием нашей на диво тактичной и деликатной исследовательницы.
– Покойной ночи, господа.

– Покойной ночи, Хельга Милорадовна. Спасибо, что составили нам компанию этим вечером.

Наши короткие поклоны, легкий кивок Хельги и мы остались в салоне вдвоем с тестем.

– Итак?
– Вновь устроившись за столиком, проговорил я.

– Климин...
– Коротко выдохнул Бажен Рагнарович и принялся набивать трубку. Справившись с этим медитативным процессом и пустив в потолок первое кольцо густого дыма, тесть договорил.
– Язык, что жало у пчелы. Такого наговорил ушкуйникам, хоть святых выноси.

– И что же сей господин такого поведал, что ушкуйники, все как один, объявили бойкот нашей семье, Бажен Рагнарович?

– Не стану я такой мерзостью язык поганить, Виталий. Увольте.
– Скривился тесть.

– И всё же... Должен же я знать, за что ему лицо рихтовать...

– Хм. Интересное выражение... Ладно.
– Белов пыхнул трубкой и махнул рукой.
– Выходит, по словам Любима, что я не просто от дел отошел, а решил свою дочь в столице богатому хлыщу на содержание отдать, забыв про обычай и покон, а та и рада хвостом вертеть. Ну и окрутила денежную канцелярскую крысу. Это, ежели коротко и без скабрезностей... почти.

Как-как он назвал мою жену?! Содержанкой??! То есть, фактически, высокопробной шлюхой?!!! Убью мразь.

– Оп-па. Какие интересные новости.
– Только чудовищное усилие воли позволило мне задавить проснувшуюся ярость и кое-как изобразить на лице удивление, хотя губы так и разъезжались в диком оскале, предшествующем броску в боевой транс. Теперь, еще бы с голосом справиться...
– Значит, говорите, худых дел за Климиным не водится, да?

– Раньше не было.
– Вздохнул тесть, глянув на меня с некоторой опаской. Почуял что-то, волчара морской. Ладно, я уже почти справился с собой... еще чуть-чуть...

– А ведь это обида, Бажен Рагнарович - Все, я в норме... кажется. Вдо-ох-вы-ыдох.
– Такое не прощают. По крайней мере, я так точно. И жало этой "пчелке" придется вырвать.

– Хольмганг...
– Тесть отложил трубку в сторону и задумчиво глянул на меня.
– А выдюжишь?

– Посмотрим.
– Я пожал плечами.
– Я больше опасаюсь, как бы Лейф не начудил... да и одним боем мнение общества не изменишь.

– Не скажите, Виталий, ой не скажите...
– Протянул Белов, вновь переходя на "вы" и задумчиво глядя куда-то в потолок.
– Смотря, как этот бой провести, да как его подать. Глядишь, ушкуйники и сами в репах-то зачешут... А за то, что о нашем добром имени печетесь, благодарю.

– Нашел за что.
– Я покачал головой.
– Какая-то гнида мою родню будет хаять, а я смолчу? Не, не пойдет. Не хочу, чтоб в моих детей, буде они здесь окажутся, пальцем тыкали, да мнимые грехи их родителей поминали.

– Тут вы правы. Извините.
– Тесть, кажется, даже смутился на секунду, но тут же оправился.
– А о том, как доверие общества вернуть я подумаю.

– Ну-ну.
– Я покивал. И в самом деле, тесть - ушкуйник опытный, обычаи и традиции знает от и до, глядишь, действительно чего надумает. Или не надумает, так Климину всё одно не жить. И плевал я с высокой колокольни на все местные заморочки. А найдутся орелики, что следом за Любимом начнут тень на плетень наводить, да о Ладе зубоскалить, отправятся туда же. Так, глядишь, уложу в землю пару-тройку идиотов, остальные языки и проглотят. В крайнем случае.