Свет меняется. Ричард идет к двери, пританцовывая. Впускает Девушку. Она в вечернем платье и смотрится удивительно мило.

ДЕВУШКА. Боюсь, я вам сегодня совсем надоем.

РИЧАРД. Напротив, хорошо, что вы спустились со своей высоты. Если у вас есть минутка, может, выпьете со мной за компанию?

ДЕВУШКА. Да нет, пожалуй.

РИЧАРД. Тогда скажите, кто вы? Как вас зовут?

ДЕВУШКА. Это так важно?

РИЧАРД. Нет, конечно. Извините за дурацкие расспросы.

ДЕВУШКА. Я правда вас не отвлекла?

РИЧАРД. Вовсе нет. Сегодня я путешествую. Да-да. Я лечу к другим мирам — на крыльях из паутины.

ДЕВУШКА. Как это поэтично! У вас пианино? Вы играете?

РИЧАРД. Преимущественно для одного слушателя — самого себя.

ДЕВУШКА. А если я вас попрошу?

РИЧАРД. Боюсь, вы пожалеете об этом.

ДЕВУШКА. Я почему-то уверена в обратном.

РИЧАРД(садится к инструменту). Сейчас увидим…

Ричард готовится к игре так, как это делают профессиональные пианисты. Правда, при этом он так и не удосужился поднять крышку над клавишами. Он перебирает пальцами прямо по ней. Однако мы слышим блистательное исполнение какого-то классического сочинения.

РИЧАРД. Боюсь, я немного заржавел.

ДЕВУШКА. Что вы! Это так великолепно. (Как завороженная, опускается на банкетку рядом с Ричардом.)

РИЧАРД(поворачивается к ней). Скажи, что ты подумаешь, если я вдруг обниму и поцелую тебя?

ДЕВУШКА. Я подумаю: какой же нетерпеливый дурачок мне встретился.

РИЧАРД. А если я буду сидеть вот так, мучить твой слух классикой, боясь к тебе прикоснуться.

ДЕВУШКА. Тут я подумаю: какой же мне нерасторопный дурачок попался.

Ричард порывисто ее обнимает, не встречая сопротивления. Он целует Девушку страстно. Ричард уже не играет, но музыка звучит громче и громче, взмывая вверх. Свет гаснет. В темноте мы слышим дверной звонок. Он раздается еще и еще раз.

Свет становится обычным. Ричард стоит там же — у бара, размахивая стаканом в такт музыке. Еще один звонок возвращает героя из мечты в реальность.

РИЧАРД. Я шел в прихожую и чувствовал свое сердце. Оно стучало, как давно уже не было, молодо и сильно. Я улыбнулся и широко откинул дверь: милости прошу!

В квартиру входит мужчина весьма представительного вида, деловой и уверенный в себе, лет 50-ти. В руках у него объемистый портфель.

БРУБЕЙКЕР. Здравствуйте, мистер Шерман. Надеюсь, я не очень опаздываю.

РИЧАРД. Это был Людвиг Брубейкер, психиатр, автор той самой книги, которую мы хотели издавать. Я знал его давно и неплохо. Однако это не повод являться ко мне, когда вздумается.

БРУБЕЙКЕР. Дик, вы не забыли о нашей встрече?

РИЧАРД. А вы, Людвиг, вы ничего не перепутали?

БРУБЕЙКЕР. Ну, как же! Мне от вас прислали верстку. Но там масса ошибок. Я хочу пройтись по тексту вместе с вами. (Открывает портфель, выкладывает бумаги на стол.)

РИЧАРД. Людвиг, я хочу сказать…

БРУБЕЙКЕР. Давайте, чтобы не тратить время, сначала я. Я понимаю, что ваше издательство хотело бы привлечь внимание возможно широкого круга читателей. Однако должен заявить протест: мне решительно не нравится предложенное вами название. У меня было «Мужчина и его подсознание». Вы же меняете это на «Секс и страсть». Послушайте, Дик, я же психиатр, а не бульварный писака.

РИЧАРД. Доктор Брубейкер, я понимаю, как это важно. Мы все это обсудим. Но наша встреча была назначена на завтра.

БРУБЕЙКЕР. На завтра? О, господи, неужели?

РИЧАРД. Точно. А сегодня я занят, у меня другая встреча. С другим автором. И он — она — должна прийти с минуту на минуту, но почему-то запаздывает.

БРУБЕЙКЕР. Поразительно. Просто невероятно.

РИЧАРД. Возможно, это моя ошибка. Возможно, я не точно объяснил вам по телефону.