Шрифт:
— А Иварр говорил… ты еще очень… с-слаб, — сказал он плаксивым тоном.
— Не настолько, чтобы не суметь вправить мозги мелкому треплу весом в два пуда! — Рявкнул Касавир. — Говори, что ты там Иварру наболтал! — И он затряс маленького гнома, как грушу.
— Ска-а-ажу, а-а-атпусти-и-и! — Завопил Гробнар.
Отпив вина из графина, стоящего не столике, и пролив половину на себя, Гробнар привел в порядок свое душевное состояние после унизительной экзекуции и смог, наконец, связно говорить.
— Я могу с уверенностью сказать только одно: Эйлин и сэр Ниваль живы.
Касавир взорвался.
— Я уже второй раз слышу слово «Ниваль»! Что, черт возьми, происходит?!
Гробнар схватился за сердце и снова дрожащей рукой потянулся к графину, но Касавир бесцеремонно отобрал его.
— Касавир, — взмолился гном, — умоляю, выслушай меня, не кричи и не ругайся! И не пугай маленького, ни в чем не повинного гнома!
Тут до него дошла причина странного поведения Гробнара. Очевидно, он присутствовал при том, как с ним случился неконтролируемый приступ ярости, и находился под впечатлением от увиденного. Вздохнув, Касавир поставил графин на столик и миролюбиво взглянул на Гробнара.
— Да ничего я с тобой не сделаю, не волнуйся. Но постарайся меня понять. Моя женщина исчезла. Где она, что с ней, жива ли она — я не знаю. Иварр на что-то намекает. Из тебя полслова не вытянешь. Зато вы в один голос успокаиваете меня, что с сэром Нивалем тоже все в порядке. Причем тут он? Почему она исчезла? Кто-нибудь скажет мне что произошло?
— Это сложный вопрос, — ответил Гробнар, тоскливо глядя на отставленный Касавиром графин, — но я постараюсь ответить, если ты не будешь кричать и драться.
— Говори, — сквозь зубы произнес Касавир.
— Я скажу тебе о том, в чем уверен, а о том, в чем не уверен, позволь пока умолчать. Я не хочу оказаться пустым болтуном.
Касавир фыркнул, но промолчал.
— Так вот. Они действительно живы. Наверняка. Сила крови защищает того, кто ей обладает, от самой себя. То есть, я хочу сказать…
— Стоп. Какая сила?
Гробнар вздохнул и взъерошил и без того торчащие во все стороны волосы.
— Видно, придется посвятить тебя в эту легенду. А выводы ты сделаешь сам. Обещай, что будешь слушать.
Касавир кивнул, взял стул, стряхнув на пол кипу исписанных бумажек вперемежку с одеждой, поставил его напротив кровати спинкой вперед и сел. Стул, привыкший к легенькому гному, жалобно заскрипел, а Касавир хмуро уставился на Гробнара, приготовившись выуживать из потока его сознания что-нибудь, похожее на информацию.
— Известно ли тебе о легендарном барде Талиесине, жившем две или даже три тысячи лет назад?
— Нет, — ответил Касавир таким тоном, словно Гробнар спросил, не имеет ли он привычки воровать пирожки с ярмарочных лотков.
— Неудивительно, — просиял Гробнар. — Завистники Хагьяр и Реньяр постарались стереть из истории все воспоминания о нем. Это очень давняя и малоизвестная легенда. Честно говоря, я думал, это сказка. Но когда увидел Эйлин с темными глазами, серебристыми волосами и сверкающим челом, меня как громом поразило!
Гробнар торжествующе посмотрел на Касавира. «Лучше бы тебя на самом деле громом поразило», — мелькнула кровожадная мысль.
— Говори дальше, пока я еще в силах тебя слушать, — спокойно сказал он.
Это воодушевило гнома.
— История рождения Талиесина — воистину удивительна! Я расскажу ее вкратце. Талиесин родился от рисового зернышка, съеденного злой колдуньей. Родив Талиесина, она тут же захотела его убить.
— Обнадеживающее начало, — мрачно прокомментировал Касавир.
— Ой, что ты, — Гробнар махнул рукой, — дальше будет еще интереснее. Когда конец был уже близок, младенец вдруг преобразился, его чело засверкало так, что колдунья чуть не ослепла. И тут он запел такую нежную и трогательную песню, какой и не слыхивали. И она не стала его убивать, а положила в корзинку и пустила вниз по реке. А потом…
Касавир поднял указательный палец.
— Один вопрос. Каким образом эта душераздирающая история о поющем младенце, родившемся от рисового зерна, связана с Эйлин?
— Очень даже прямо связана, — Гробнар улыбнулся до ушей. — Талиесин был самым удивительным волшебным бардом в истории. Он знал все тайны на свете и мог отгадать любую загадку, поэтому его волосы были серебристыми. Но сам он оставался вечно молодым и прекрасным, с темными глазами и удивительно красивым голосом. Когда он пел или говорил стихами, он мог добиться всего, чего хотел, даровать удачу тем, к кому благоволил и позор тем, кого хотел наказать за злобу и зависть. Но убивать и творить зло он не мог. Однажды, когда его приемного отца посадили в тюрьму, он…