– А картину, картину из музея зачем стащил? – не выдержал лось Можжевельник. – Это же ценнейшая древность! Придется закрыть вход в музей для посторонних лиц!

– Ну знал я как будто, что это древнейшая ценность, – отмахнулся Сян. – сходил на экскурсию, думал, просто красивая картинка, в коридоре висит – значит, ничья. Хотел у себя в каюте повесить. Можешь забрать – она не такая уж красивая. Старая такая. С потрескавшейся краской, похожей на замазку.

– В старых картинах самое ценное именно то, что они ужасно старые! – Лось возмущённо фыркнул.

– Ни стыда ни совести у тебя, – заметила Кука, – а ещё артист! Жирафа вон с собой привёл.

– Жираф, кстати, совершенно ни при чём, – поспешил добавить Сян. – Я его недавно в труппу взял. Думал, мы вместе выступать будем. Так он не слышит ничего! Я его кое-как обучил сигнальной системе: поднимаю крылья вверх, и он поднимает «Дуршлаг», опускаю крылья – он опускает. Нужный оказался зверь! Как ловко он меня через мосты перекидывал. И видите, добрый какой. Вас пожалел, не понимает, что я бы вам этих денег ещё больше привёз!

Сян вздохнул. Видно было, что он глубоко раскаивается в содеянном.

– Ласты, ласты надо было лучше маскировать, – заметила свинья, – позор просто!

– Это позор, – поддакнула Утя, – нельзя так.

– Тебе придётся отдать всё золото и картину в музей, – сказал Фу-Фу после некоторого молчания.

– А как же мой пароход? Он ведь скоро совсем развалится.

– Нечего зверей обманывать, – пропищала Зазуля, – я вот честно деньги заработала, я весь шоколад продала!

Пингвин понурился, крылья его опустились.

– Без парохода я никто, меня манят приключения и путешествия. Если бы я умел летать, я бы, не задумываясь, подарил пароход вам. Но летать я не умею. Да и вам дырявый пароход не нужен.

– А давай ему поможем? – прошептал Кис-Кис на ухо своему другу. – Сян ведь не такой уж и плохой. Это нужда заставила его пойти на преступление.

Фу-Фу на секунду задумался, потом сказал:

– Что же, можно и помочь. Бобрович хороший плотник, они с Тушканом и Можжевельником такую сцену сколотили!!

– Мы все что-нибудь будем делать, – обрадовался кот. – Теперь от гримёрки доски остались.

– Ну уж нет! Гримёрку мы починим! – сказала Кука. – Мы теперь сами будем представления устраивать!

– Точно! – обрадовались звери.

Пингвин тоже воспрял духом.

– Извините, что я вас обидел, – сказал он, – я признаю, что был неправ. Как мне загладить свою вину? У меня на пароходе запасы разные, давайте я вас угощу мешком сухофруктов?

– Пять мешков загладят рану в моей душе, – крикнул сметливый бобёр.

– Хм, какие вы ранимые, – проворчал Сян. – Ну хорошо.

– Ладно уж, – смилостивился бобёр. – Залатаем тебе пароход, ещё и мачту присобачим, чтобы ты мог под парусом ходить.

– Что за слово такое «присобачить»! – проговорил Кис-Кис задумчиво. – Вот мне больше нравится «прикошачить».

– Нет, уж лучше «присвинячить», – захохотала Хрюня. – Слово-то какое, «присвинячить»!

– Очень смешная шутка, – уныло проговорила Кука и даже пару раз хихикнула.

– «Притушканить» самое то, – добавил улыбающийся Тушкан.

Кукушка захихикала пуще прежнего.

– Мне нравится «прибобрить», – важно произнёс Бобрович.

– «Приворонить» лучше звучит, – сказал Ворон.

– Ага, как «проворонить», – заметила ворона Муза.

– А мне, а мне больше нравится «прихор…», «прихорё…»… – Суся запнулся. – Ну вот, у меня ничего не получается.

Звери засмеялись ещё сильнее, слушая, как хорёк пытается придумать свое слово. Даже Крысс, не сдерживаясь, смеялся, держась за живот. А крот Шиша упал на землю и тряс в воздухе лапами. Только Зазуля непонимающе смотрела на зверей.

– Фу, давно так не смеялся, – наконец проговорил Кис-Кис, вытирая слезы.

– А мне нравится «прикрольчатить»! – выкрикнул Кролик не в тему.

Внезапно над верхушками деревьев раздался звук, напоминавший раскаты грома. Странное уханье переросло в громкий хохот. Это смеялся Жираф Вагонович.

– Ха-ха-ха! «Прикошачить»! До чего смешно! – заливался Жираф.

– Так вот что это было! – закричал Кис-Кис. – Я-то думал, что это громыхает всё время. А это Жираф смеялся.

– Да, – кивнул Жираф. – Тут вверху, конечно, ничего не слышно, но иногда до меня доходят шутки. И я смеюсь.