Архаров был помещен в карете Ея Величества. В продолжение пути завел он разсказ о перевороте, случившемся при восшествии на трон Екатерины. Императрица Мария с большим любопытством слушала разсказ современника, не зная о том, что Архаров был сам в заговоре 1762 года.

Насказал ли Архаров в жару разсказа более, нежели сколько было надобно сказать императрице, но только он мгновенно переменил разговор, начал разсказывать о холмогорских коровах, о коровах бывших у его матушки, о знаменитом пегом быке щепотьевском, и думал, что первый разсказ его о перевороте при восшествии на трон Екатерины разсказом о коровах и знаменитом быке изглажен и приведен в забвение в высочайшей памяти Ея Императорскаго Величества. Но, как говорит пословица: «у каждаго хитреца много простоты», первый разсказ его глубоко врезался в памяти Ея Величества.

По возвращении супруга Ея Величества из путешествия, императрица соизволила пересказать супругу и государю своему, от слова до слова, весь разсказ Архарова о перевороте, при восшествии Екатерины на трон, о холмогорских коровах и о щепотьевском быке.

В 24 часа высочайше повелено было Архарову выехать из Петербурга и жить в деревне безвыездно.

Архаров приехал в Подмосковную, село Иславское племянниц своих, дочерей брата его, Ивана Архарова, бывшаго тогда в Москве 2-м военным губернатором.

Чрез пять месяцев оба брата, Николай и Иван Архаровы, посланы на житье безвыездно в Тамбовския их отчины. Слава, знатность и служба Архаровых навсегда кончились.

Старинная пословица: «в марте воды, в апреле травы, а в мае сухой борозды не бывает». Павел Петрович соизволил заблагоразсудить путешествовать в Смоленск и далее, в первых числах мая. В это время дороги в губерниях: Смоленской, Минской, частию Гродненской, Могилевской и Витебской, по глинистой почве, совершенно непроходимы; с большим затруднением почта в телеге кое-как пробирается.

Павел Петрович, по врожденной склонности к торопливости, любил езду безостановочную. По грязной топкой дороге скакать во всю прыть невозможно. По уважению этой невозможности военный губернатор, генерал-аншеф Михаил Михайлович Филозофов, муж великаго ума, редких достоинств и непоколебимой твердости, приказал устроить для высочайшаго путешествия дорогу из бревен, гладко в уровень притесанных. Карету путешественника катили по бревенчатой дороге, как шар катают дети по лугу. Павел был в восхищении, но на последней станции от Москвы к Смоленску, где Его Величеству благоугодно было ночлеговать (по ночам Павел Петрович путешествовать не любил и, как только начинало смеркаться, соизволял останавливаться), крестьяне пали на колени и принесли ему жалобу, что они разорены в конец построением дороги. Государь, вняв плачу жаловавшихся крестьян, изволил догадаться, что дорога была вновь сделана, и спросил у крестьян, кто находился при работе дороги?

— Предводитель, Ваше Величество.

Услышав от крестьян название «предводитель», Павел Петрович вскрикнул:

— Палача сюда! палача сюда!

Где взять палача? По штатам, особо утвержденным, вгубернии повелено было состоять палачу одному. Повелено предводителя заковать в железа и везти в Смоленск. Заковали несчастнаго, повезли.

В Смоленске, в 8 часов утра, епархиальный архиерей в полном облачении, со всем духовенством и клиром; военный губернатор, комендант со всеми военными и гражданскими чинами,—все одетые по точной силе слов, о форме в уставе воинской службы изложенных, ожидали со страхом и трепетом прибытия высокаго гостя. Один военный губернатор был совершенно спокоен, тверд, непоколеблен, как бы ничего не случилось. Павел имел особенное уважение к старику Филозофову, который дозволял себе говорить то, чего не только император Павел, да никто и вероятно никогда не слыхивал.

Несется вихрем дормез, 12-ю конями запряженный, сыплют искры из-под подков, дрожит на улице земля, и люди на помосте задрожали; звонят, поют, кадят. Царь гневный вышел из кареты. Архипастырь животворящий крест царю предподал, водою освященной оросил и, поклонясь, хотел приветствие царю изречь.

— Не надо!—сказал государь и хотел вступить в храм. Филозофов останавливает царя и говорит:

— Государь, во храм Бога живаго должно входить с сердцем сокрушенным и смиренным, а ты, государь, во гневе.

— Я на тебя не сержусь.

— Да и ни на кого сердиться не за что. Узнай наперед, а отрубить голову всегда еще успеешь.

Павел обнял Филозофова, и пошли рядом в собор.

В продолжение пения молебствия, Филозофов успел объяснить царю, что предводитель не виноват, дорогу устроить деревянную предписал он, а «без этого ты, государь,—говорил Филозофов царю,— и в месяц не доехал бы до Смоленска».

Предводитель дворянства освобожден, св. Анны орден 2-го класса дан ему еще за претерпение, жене послан брильянтовый фермуар; к несчастью, она будучи беременною, прежде времени разрешилась.

За обедом у Филозофова Павел был очень весел, любезничал, шутил, и должно отдать справедливость, когда он был в хорошем нраве, когда хотел казаться любезным, Его Величество был великий на это искусник.

К сожалению всех верноподданных, это было редко.

Филозофов за десертом говорит государю:

— Благодарение Богу! всемилостивейший государь, ты у нас сегодня весел, милосерд, мы вне себя от радости, а завтра, государь, мне будет беда.

— Какая беда? что это значит, Михаил Михаилович?