— Государь, у меня ничего не готово, войско по новой форме не одето, худо по новому уставу выучено, некогда было, государь. Полки, поступившие в состав Смоленскаго гарнизона, прошли по 3, по 2 тысячи верст, люди от переходов изнурились. Ты, государь, выйдешь завтра на вахт-парад, да и прогневаешься, мне беда и всем беда.

Павел, протянув руку Филозофову, сказал ему:

— Нет, сударь, не беда; не беда, сударь. Не пойду завтра на вахт-парад, не буду смотреть, сударь, не буду.

Сдержав слово Филозофову Павел Петрович: на другой день ранехонько уехал.

За несколько дней до отбытия из Москвы, Павел Петрович соизволил повелеть сформировать в Пинске Чугуевский, регулярный, вербованный казачий татарский полк. Это было название полка, как гишпанскаго гранда; шефом полка назначил генерал-маиора Алексея Тимофеевича Тутолмина. Новоназначенный шеф прибыл в Пинск, где должно вербовать охотников и формировать полк за три дня до прибытия государя. Тутолмин явился к государю в Пинск.

Первое слово было царя Тутолмину: покажи мне полк твой.

Тутолмин остолбенел от веления царскаго и едва мог отвечать:

— Всемилостивейший государь, я только еще три дня, как приехал в Пинск.

За медленное сформирование полка Тутолмин выключен из службы.

А. М. Тургенев.

В1788 году императрица осматривала водяное сообщение по пеке Тверце и из Твери прислала курьера в Москву к графу Якову Александровичу Брюсу, главнокомандовавшему в столице, уведомить его ижителей, что она приедет на короткое время в древнюю столицу, но чтобы он никаких распоряжений для встречи ея не делал. — Но довольно было известия, что матушка-государыня желает осчастливить первопрестольный град, как все, от перваго до последняго обывателя, зашевелились; дворянство составило почетный кортеж до 300 человек на конях, а купечество по старине приготовило золотое блюдо, для поднесения хлеба и соли.

Надо сказать правду—улицы в городе была не довольно исправно содержаны, однако-же, без всякаго преувеличения, лучше были вымощены, какия видим и чувствуем ныне в прекрасном Петрополе. В один день улицы, по которым надлежало императрице проезжать, были покрыты на пол аршина песком, чтобы ея величеству было покойно шествовать. Войска тогда в Москве было очень мало, оно было в армии, — кровавая война была с Турцией в сильном разгаре.
– Граф Яков Александрович Брюс — главнокомандующий, придумал собрать драгун со всех частей города, для сохранения тишины и спокойствия около Петровскаго дворца, куда государыня обыкновенно приезжала и который потому именовался "Подъезжим" дворцом. Отсюда уже на другой или третий день она обыкновенно изволила церемониально шествовать в город и прямо в кафедральный Успенский собор к литургии. Государыня часов в 6 по полудни приехала в Подъезжий Петровский дворец, окруженный можно сказать 300.000 народа, который с ранняго утра ожидал ее. — Это было в конце июня. — Погода стояла ясная, было очень жарко. — Чтоб удовлетворить желанию москвичей—видеть ее, государыня по приезде вышла на балкон и сидела до 9-ти часов вечера.
– Тысячи народа вытесняли друг друга с обширнаго двора пред балконом. Полицейскаго люда нигде не было видно; спокойствие и чинность нигде не были нарушены. — Вдруг императрица увидела с балкона разъезжавшие патрули полицейских драгун.

— Граф Яков Александрович — спросила она — что это за войско, разъезжающее среди народа?

— Ваше величество — отвечал граф — в Москве теперь войск очень не много, так я придумал составить бригаду, собрав из всех частей города полицейских драгун.

— А на что вы сформировали эту бригаду?

— Для соблюдения тишины и спокойствия и охранения высочайшей особы вашего величества.

— Граф — сказала Екатерина — вы видите, как все здесь спокойно и тихо; могу ли я иметь более благонадежную стражу, чем в верном мне народе! — Среди народа царю русскому некого бояться. Прикажите драгунам возвратиться в Москву и отправлять по-прежнему службу в частях города. —Они там нужнее, нежели здесь. — Вы знаете нашу русскую пословицу, в семье не без урода, а в Москве теперь остались старый, малый да больной, которые не могли сюда придти повидаться со мною. — Да прикажите, граф, чтобы и около дворца часовых не было.

На предпоследней почтовой станции (Солнечная гора), при перемене лошадей народ окружил карету императрицы. Сквозь толпу протолкался крестьянин, с седыми волосами и бородой, и сказал императрице.

— Много лет здравствовать тебе, матушка всемилостивейшая государыня; благодарю Господа, сподобил еще видеть тебя. — Как ты изволила ехать в Москву короноваться, я, матушка, был фалейтуром у твоей кареты.

Государыня вынула из сумки у дверец каретных два империала и подала крестьянину; крестьянин,. приняв империалы, спросил государыню.

 — А что же матушка всемилостивейшая государыня прикажешь с золотыми-то?

— Как что? — возьми их себе.

— Да за что же, всемилостивая государыня.

— За то что ты меня любишь.

— Нет, матушка, всемилостивая государыня, у тебя казны не достанет, коли всем будешь давать деньги за то, что тебя любят; во всей Руси православной нет души, которая тебя не любит!

Государыня перекрестилась и отвечала крестьянину.

— Возьми деньги себе, мне приятно то, что ты меня помнишь.

На второй или на третий день, хорошо не помню, государыня шествовала из Петровскаго дворца церемониально в большой восьмистекольной карете, запряженной 8-ю белыми конями; впереди перед каретою ехало сто пятьдесят дворян на конях и столько же позади кареты. Государыня не любила скорой езды и всегда говорила: «скоро ездят от долгов, чтобы кредиторы не остановили, а мои финансы, благодарю Бога, хороши».