Шрифт:
Уолтер Пенни подводит итог:
– На этой неделе мы выбросили маркер, посылающий сигнал, – туда тебе и надо ехать. В твою машину мы поставили GPS-навигатор, он тебя приведет. И для вспомогательного персонала операции мы используем тот же маркер.
Наверное, у меня лицо непонимающее.
– Для солдат, – поясняет он. – Теперь в твоей машине жучки, микрофоны внутри и снаружи. Не разговаривай с нами и не связывайся никак в пути. Тебе ехать две с половиной мили по разбитой старой дороге, даже не дороге, а тропе.
Вдруг все приходит в движение, меня подталкивают обратно в машину – поторапливают.
Дорога темнее темного – будто едешь по туннелю, где никогда не бывает света в конце. Фары машины высвечивают дорогу лишь за полсекунды до того, как я проеду. И я двигаюсь вслепую на мигающий огонь. Несколько раз дорогу перекрывают упавшие стволы, приходится их объезжать.
Я подруливаю к месту, и навигатор выключается, даже не дожидаясь моего прикосновения. Пару раз мигаю дальним светом, потом вылезаю из машины.
Слышу шелест в кустах. На свет фар выходит Джордж. Он выглядит отлично – закаленный и обветренный, отдохнувший, как в воскресное утро.
– Привет, Джордж! Как жизнь?
Он подходит меня обнять, что для него вроде бы необычно.
– Ты меня обнимаешь или обыскиваешь? – Джордж не отвечает. – Рад, что ты получил мой подарок.
– Прием хреновый, – говорит Джордж. – Если облаками закрыто, ничего не получаю.
– А «Нетфликс»?
– Сильно тормозит.
– А можно взглянуть? Я еще ни одного сам не видел.
Джордж расстегивает куртку и достает айпад. Экран светится.
– Красивая штука, правда? – Я постукиваю по разным приложениям. – Как тут фотографии достать?
Джордж тыкает куда-то, и открываются фотографии детей, перемежаемые снимками автоматов, пистолетов и прочей военной техники.
– Это что? – спрашиваю я.
– Всякая фигня, – отвечает он. – Помнишь, как мы с тобой играли в солдат, в «Героев Хогана» и всякое такое?
– Ага.
– Ну, так я снова начал. Тут особо делать нечего.
– Здорово, – говорю я. Тыкаю в почтовый ящик – вываливается письмо на иврите. – Без очков не разберу, – говорю я, делая вид, будто не понял, что это другой язык. Пока не видел пусковых установок с арабскими надписями и электронных писем из Израиля, я не верил на самом-то деле Уолтеру Пенни: считал это какой-то идиотской игрой. Но сейчас все складывается. Джордж всегда любил быть важной шишкой, рулить и править, и больше всего в детстве любил играть в войну.
– Тормозит, сука! – Джордж забирает у меня айпад и встряхивает его, как рисовалку, где так стираются линии.
– Наверняка вскоре должен появиться более быстрый. – Я достаю пакет с бумагами, которые Джордж должен подписать. – Прости, что с этим пристаю; не мог дозвониться до твоего адвоката.
– Я тоже не могу. И на письма он не отвечает.
– Хочешь, поспрашиваю насчет другого?
– Можно, – говорит Джордж и подписывает документ за документом на капоте машины.
Я постепенно успокаиваюсь.
– Белье мое привез? – спрашивает Джордж.
– Ага.
– Это хорошо. А то здесь выдают дерьмо какое-то. Казенные плавки, вокруг ног натирают, потом бегать невозможно, и тесные, как черт. Яйца-то большие.
– Да, ты всегда так про себя говорил.
– Кастрюли-сковородки привез? – спрашивает он, не прекращая подписывать.
– Со мной. Много готовишь?
– Тут, знаешь, не тридцатиминутная зона доставки «Домино-пицца».
– И что готовишь?
– Сырный соус, арахисовый соус. Муки здесь полно, масла, сыра, арахисового масла и макарон. Сахара вот мало, нужно еще. У тебя с собой есть?
Я вытаскиваю из карманов пару пакетов сахарозаменителя «Спленда».
– Если бы ты предупредил, я бы…
– Свечи? – перебивает он меня, будто торопится.
– Вот те, что нашел, – говорю я, передавая ему свечи. – Это свечи Джейн.
Он берет их так, будто они самое важное во всем этом.
– Спички?
Открываю пассажирскую дверцу и копаюсь в отделении для перчаток. Вываливается всякое барахло.
– Сигнальные огни мне отдай, – требует Джордж. – Они могут понадобиться.
– Блин, как на Хеллоуин угощение просишь, – бурчу я, передавая ему сигнальные огни и все закуски, что приготовил на дорогу. Джордж хватает из подставки полупустую бутылку кока-колы и допивает до дна.