– Я не буду на тебя давить, – говорит она. – Нужно вместе посмотреть ход мероприятия, издержки, дать тебе новую информацию о полученных средствах. Кстати, мой гонорар мы тоже еще не обсуждали.

– Ладно.

Мы решаем встретиться в местной забегаловке.

– Ты только не сердись, – говорит она. – Я сделала веб-страницу про тебя, про детей, про вашу поездку. Настроила так, что те, кто прочтет про тебя и Нейта, могут вносить пожертвования. Сахиль мне как-то сказал, что есть чужие люди, которых мы не знаем, а они о нас думают и хотят помочь. Мне это показалось интересным.

Я киваю.

– И это поразительно. Больше ста человек прислали пожертвования, от десяти до пятисот долларов. Люди, которые ничего взамен не хотят.

– И сколько там, на счету БМ?

– По состоянию на вчера всего двадцать семь тысяч триста восемьдесят девять долларов восемьдесят шесть центов. Я думаю, Нейту надо будет заплатить налоги. Понятия не имела, что столько будет денег – иначе бы настроила как-то как некоммерческое. Будешь вычитать эти расходы из общей суммы? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я. – За бар-мицву я плачу отдельно, а любые поступающие дарения должны быть свободны от накладных расходов.

– Это огромная сумма. Я думаю, должны ли мы отдать ее всю и сразу. И мне интересно, что дальше будет?

– Я спрошу у Нейта, когда он вернется.

– О’кей, – говорит она. – Теперь о моем гонораре…

Я жду удара. Вот как, значит, она решила до меня добраться. Я не капитулирую, и она ужалит. Настораживаюсь.

– Обычно я беру от трех с половиной до пяти тысяч, но в этом случае сама хочу пожертвовать часть своего гонорара. Полторы тысячи будет вполне достаточно, если у тебя нет возражений.

Я розовею от неожиданности.

– Это так мило с твоей стороны… попросту щедро, – говорю я, смущаясь своих недавних мыслей.

– Я не шутила, что мне было в радость с тобой работать. Это много для меня значило.

– Спасибо, – говорю я.

И тут она на меня смотрит.

– Ну, не надо, пожалуйста, – прошу я. – Ты же обещала.

– Но попробовать-то можно было, – улыбается она.

Вечером по пятницам я вывожу Мадлен и Сая в китайский ресторан. Мистер и миссис Гао, владельцы, спрашивают меня, не знаю ли я случайно: может, продается какое-нибудь жилье поблизости? Слишком трудно мотаться туда-сюда из Бруклина.

Мне приходит в голову, что можно сдать дом Сая и Мадлен – это хотя бы окупит текущие расходы на его содержание. В субботу утром мы с мистером и миссис Гао едем его осматривать.

– Дом Американской мечты, – говорит миссис Гао. – «Предоставьте это Биливеру», – говорит она.

Я вижу, что ее поразило то же самое, что и меня. Она увидела тут музей Американской мечты.

– Мы не можем себе позволить снимать этот дом, – говорит жене мистер Гао.

– Можете, – отвечаю я. – Сделаем так, чтобы можно было.

Я спрашиваю, сколько они платят сейчас и входят ли в цену коммунальные услуги. Предлагаю им этот дом за сумму меньше ста долларов ежемесячно, включая коммуналку.

– Вы предлагаете невыгодную сделку, – начинает мистер Гао, но жена шлепает его ладонью:

– Чего ты всегда так жмешься? – Она грозит ему пальцем. – Ты мне малину не порти. И оборачивается ко мне. – Спасибо, – говорит она. – Мы очень вам благодарны.

– Надеюсь, вы останетесь довольны.

Августовские дни жаркие, как в духовке, дышать нечем, каждый день истыкан точками гроз, начинающихся между половиной шестого и шестью вечера, при этом часто вырубается свет. Я закупаю дополнительные фонарики, батарейки и свечи и слежу, чтобы обед был сварен к пяти – на всякий случай.

– Отчего умерла Аманда? – спрашивает как-то Мадлен, когда быстро сгущаются тучи и доносится первый раскат грома.

– Аманда? – повторяю я, захваченный врасплох.

Мадлен кивает.

– Ну, да. Отчего она умерла? Дети остались без матери – мы должны хорошо о них заботиться.

Я понимаю, что у нее Аманда и Джейн слились в одну отсутствующую личность.

– Скоропостижно, – отвечаю я. – Какие-то нарушения в голове.

– У нее всегда голова болела, – сообщает Мадлен.

– Это невозможно было предусмотреть.

– У нас был еще один ребенок, – говорит она. – Девочка, умерла, когда ей еще года не исполнилось. Аманда с сестрой ее не помнят – они были еще маленькие, когда она родилась.

– Я думаю, они знали, – говорю я тихо, вспоминая, как прицепилась Аманда к Хизер Райан.

– Может быть, – отвечает она. – Они точно знали, что что-то не так. Аманда мне постоянно делала карточки «Все будет хорошо».

Внимания в СМИ, порожденного отзывом рассказа Никсона, оказалось достаточно, чтобы дать мне выход на агентов. Я завязываю переписку с Франклином Фернессом, человеком из старой политической семьи, который держит средней величины литературное агентство с различными интересами в американской истории и политике.