Шрифт:
– У меня его нет, – отвечает он. – И не было никогда. Хочешь стакан воды?
Это к Тесси.
– Теория «стакана воды» не про нее, ей бы практику миски, – отвечаю я, не сразу перестав придумывать названия. Отстегиваю поводок и начинаю доставать миску. Тесси тем временем находит туалет и долго, с удовольствием пьет из унитаза. – Так где вы медицину изучали?
– В Гарварде, – отвечает он.
– А здесь как оказались?
– Я специалист по электрошоку, – говорит Розенблатт. – Еще в школе лечил кота от приступов тревоги домашней электрошоковой установкой, которую с тех пор применяют в странах третьего мира.
– Там, в третьем мире, много случаев тревожности у котов?
– У людей, – поясняет он.
– Я и не знал, что электрошок до сих пор применяется.
– Он весьма популярен, – отвечает Розенблатт. – Триумфально вернулся после нескольких успешных случаев лечения лекарственно-устойчивой депрессии.
Что-то в голосе Розенблатта, произносящего «лечение лекарственно-устойчивой депрессии», мне напоминает рекламный ролик стирального порошка, когда этот порошок на глазах изумленной публики удаляет травяное пятно с джинсового колена. Теперь у меня электрошок и «Тайд» неразрывно друг с другом связаны.
– Понятия не имел, – говорю я. (И я действительно думал, что он всюду запрещен как антигуманный и, возможно, жестокий.) – Кстати, сколько стоит пребывание здесь?
– У вашего брата очень хорошая страховка.
– Насколько хорошая?
– Насколько есть.
– Куда отсюда уходят люди после, как бы сказать, окончания?
– Кто в другие программы пребывания, кто в переходные учреждения, а некоторые – домой.
– А в тюрьму – никто?
– Похоже, вы несколько сердитесь на брата.
– Есть малость.
– И хотели бы, чтобы он был наказан.
– Не думаю, что его можно наказать. Во всяком случае, так говорила моя мать.
– Правда?
– Да. Она часто говорила: «У твоего брата интересное свойство. Он может творить что хочет, потому что если его попытаешься наказать, ему плевать».
– Интересно. И вы думаете, это правда?
Я киваю.
– Он мало что воспринимает эмоционально, – говорю я. – Кстати, когда мы с Джорджем увидимся?
Я смотрю на часы – половина шестого.
– Доктор Гервин, определяющий лечение вашего брата, хотел бы прежде кратко переговорить с вами, а потом отвести вас к Джорджу. – Розенблатт вынимает напечатанное расписание и отдает мне. Потом еще одну бумагу – бланк отчета. – Если сможете, заполните это перед отъездом и оставьте на вахте. Всем отчетам присваивается балл, и нам за них начисляются очки – мили, которые можно использовать для поездок, скидки в магазинах, по другим услугам – в зависимости от балла. Я собрался на пробежку, – говорит он, глядя на Тесси. – Был бы рад взять с собой вашу собаку.
Я вспоминаю про его эксперименты с котом.
– Спасибо, но пусть лучше она побудет со мной.
Я возвращаюсь в главное здание, где в небольшой комнате встречаюсь с доктором Гервином. Такое совершенно безличное стерилизованное помещение, где уместно было бы подписываться на членство в фитнес-клубе или подавать заявление в военно-морской флот. Мы пожимаем друг другу руки, и он тут же брызгает себе на свои ладони антисептиком.
– Мне, наверное, тоже следует, – говорю я, стараясь, чтобы звучало небрежно. Он толкает «Пюрелл» ко мне, я наполняю руки пеной и быстро потираю их одну о другую. – Чертовски забавно.
Гервин похож на Стива Мартина: черты лица слегка резиновые, но выражение его одно и то же, будто он изучил себя в зеркале и решил оставить вот это: вполне толерантная, но безучастная улыбка. Так лучше всего.
Он вытаскивает конверт из плотной бумаги и устраивается за небольшим столом.
– Когда вы впервые обратились к психиатру? – спрашивает он.
– Я?
– Ну да, вы.
– Я не обращался. И вроде бы как не собираюсь.
– Вам не кажется странным: прожить такую долгую жизнь и обойтись без помощи?
– Не кажется.
– Ну, пойдем дальше, – говорит Гервин. – Половая жизнь.
По его интонации не вполне понятно, утверждение это или вопрос.
– Да, – отвечаю я.
– Как бы вы ее описали? Какого оттенка?
– Ванильного.
– Секс вне основных отношений? – спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я, гадая, насколько ему известны события, приведшие к этому моменту.
– Проститутки?
– Мы про меня или про Джорджа? – спрашиваю я. – Можете честно написать в этой графе: «Реакция враждебная». Я готов помочь брату, но у меня есть право на частную жизнь.