И пришлось Стёпке возвращаться назад, ко входу в пещеру, который, как теперь стало ясно, являлся и единственным из неё выходом. Столько времени потеряно и всё впустую. Нет, любопытно, конечно, было посмотреть, только непонятно, зачем его сюда так упорно тянуло. Неужели для того, чтобы он подобрал чародейский браслет?

Хотелось поскорее очутиться на свежем воздухе, но Стёпка торопиться не стал. Для начала он прижался ухом к прохладному камню и долго прислушивался, надеясь, что если кто-нибудь снаружи поджидает его, то удастся услышать голоса или шаги. Не удалось. Или снаружи не было никого, или камень надёжно отсекал все звуки.

Дрэга сидел на полу и укоризненно смотрел на него своими изумрудными бусинками, мол, что же ты, хозяин, тянешь, открывай скорее, я на волю хочу. «Ладно, — сказал ему Стёпка вполголоса. — Рискнём». И приложил ладонь к отпечатку под факелом. Скрытый механизм тотчас отозвался, заскрипел, захрустел всеми своими шестерёнками, и потянул вниз многотонную каменную дверь. Дрэге не хватило терпения дождаться, пока она опустится до конца, и он первым выметнулся наружу. Степан благоразумно остался стоять на месте. Он был уверен, что в случае опасности дракончик его предупредит.

Дрэга вернулся буквально через минуту и уселся на плечо. Судя по его беззаботному поведению, всё было в порядке и никаких врагов поблизости не наблюдалось.

Стёпка шагнул наружу, и от пряного лесного воздуха у него даже слегка закружилась голова. Никогда и ни за что не согласился бы он жить в такой вот пещере, за все сокровища мира не согласился бы. Лучше умереть глядя в бескрайнее небо, чем годами чахнуть под мрачными каменными сводами. Он не гном, чтобы восхищаться подземными чертогами. Ничего хорошего в этих чертогах нет и быть не может, это Степан теперь с полным основанием мог любому гному прямо в глаза сказать.

Дверь за его спиной тут же начала подниматься, как будто поняла, что больше из пещеры выходить некому. Стёпка отряхнул с одежды пыль и паутину, поправил сбившуюся набок котомку. В скале протяжно скрипело. Невидимые механизмы стонали, что-то в них, видимо, заело или камень попал между шестерёнками, и тяжёлая плита поднималась медленно и трудно, с надрывным болезненным скрежетом. Стёпке представилось, что вот сейчас её заклинит и тогда тайный вход в пещеру перестанет быть тайным, и обязательно найдутся желающие пробиться за эту застрявшую дверь в надежде отыскать какие-нибудь сокровища. Ничего ценного в пещере уже не осталось, Стёпка это точно знал, но ведь не будешь же писать на скале: «Проверено. Сокровищ нет. Демон Стеслав». Даже если и напишешь, всё равно никто не поверит.

Магические механизмы всё же справились, хоть и не сразу. Плита встала на своё законное место, и так плотно встала, что невозможно сделалось различить её очертания в изломах скалы. Только обвисшие лохмотья мха выдавали точное место тайного входа.

Стёпка окинул взглядом возвышающиеся над ним каменные стены. Трудно было поверить, что он только что блуждал в их глубине, пугался скелетов, вдыхал затхлый воздух. Насколько приятнее путешествовать по поверхности земли, пусть даже здесь и подстерегают на каждом шагу весские засады…

Знал бы он, что подстерегает его прямо здесь, прямо сейчас.

Дрэга на его плече сидел совершенно спокойно, страж тоже не шелохнулся, и поэтому когда совсем рядом, буквально за его спиной, вдруг громко фыркнула лошадь, Стёпка перепугался мало сказать до смерти. У него просто душа в пятки осыпалась в самом прямом смысле этого слова, и внутри всё обмерло. От пронзительного испуга он даже не нашёл в себе сил оглянуться, так и стоял, оцепенев и сжавшись, и ждал… сам не знал, чего ждал. Чего-то неотвратимого и жуткого. Чего-то столь же страшного и безвозвратного, как смерть. Он всеми своими слишком поздно обострившимися чувствами ощутил, что это вовсе не весские дружинники догнали его и не маги-дознаватели, — те не стали бы так тихо подкрадываться. Нет, это был кто-то совсем другой. И этот другой почему-то ничего не говорил и не кричал радостно на всю тайгу, что, мол, вот я и изловил тебя, демон, и таперича ты от меня никуда ужо не денесся. Нет, он сидел молча, чего-то выжидая, и только лошадь его пофыркивала и побрякивала удилами или как там называются у них эти железяки во рту.

Стёпка сглотнул, ему страшно хотелось оглянуться, и ему страшно было оглядываться. Он боялся испугаться ещё сильнее. Расслабился, дурак, на свежий воздух выбрался, даже оглядеться не сообразил, балда демонская. Хотя чего тут оглядываться — ущелье до самого поворота, как на ладони. И как это получилось, что он никого не заметил?!

Лошадь переступила, хрустнув камешками, и Стёпка не выдержал — оглянулся и увидел такое, что и в самом деле испугался ещё сильнее, до тошнотной пустоты в желудке и обморочного потемнения в глазах, потому что его самая страшная догадка оказалась верной.

Рядом с ним, прямо за его спиной, на гнедом коне сидела Старуха-с-Копьём. Та самая Старуха, век бы её не встречать. Нависала над ним, заслоняя солнце и половину неба. От её унылой, закутанной в серый плащ фигуры ощутимо веяло чем-то неживым, чем-то мертвящим и замогильным, так, как не веяло даже от всех вместе взятых скелетов в пещере. Костлявая старческая рука крепко сжимала древко длинного, устремлённого в небо копья с широким ржавым наконечником; низко надвинутый капюшон почти полностью скрывал лицо, и темнота под ним была слишком тёмной, и смотрели из этой темноты на Стёпку неразличимые, но ощутимые глаза.