Выход передачи в прямой эфир планировался в первых числах июня, то есть в пушкинские дни, а в этот день была репетиция.

Музей по такому случаю был закрыт, никого не пускали. Удостоверение корреспондента газеты «Молодежь Грузии», где я печатался уже много лет, позволило мне пройти в здание. Но работники Музея и телевидения предупредили: Андроникову может не понравиться присутствие постороннего человека – журналистов он не приглашал.

Но Ираклию Луарсабовичу понравилось и мое присутствие, и, извините, я сам.

Перед началом репетиции я подошел к нему…

Но обо всем по порядку.

Предки Ираклия Андроникова по отцу жили в Кахетии, в той части Восточной Грузии, где множество величественных памятников древнего зодчества, где поют удивительно мелодичные многоголосые песни, где издревле занимаются виноградарством и виноделием. Их родовое селение Ожио находится всего в нескольких километрах от моего родного города Телави. По свидетельству самого Андроникова, его отец, Луарсаб Николаевич Андроникашвили, родился именно в Ожио.

Мой друг детства Георгий Ираклиевич Андроникашвили (он многие годы был мэром г. Телави) приходится писателю дальним родственником.

Когда в 1962 году я впервые приехал в Москву на производственную практику, привез с собой рекомендательное письмо от телавского Ираклия Андроникашвили к его знаменитому тезке и родственнику. Хотелось взять у Андроникова интервью для телавской газеты. Естественно, очень волновался. Мое положение усугубилось еще и тем, что я не знал его телефона. А справочная служба телефоны известных людей не давала.

Много раз я подходил к заветному дому по ул. Кирова, 17, где жил тогда Андроников, поднимался на пятый этаж. Наконец решился и позвонил в дверь. Но, увы, мне не повезло: Ираклий Луарсабович был в отъезде. А практика моя вскоре закончилась, и я вернулся домой. Мог ли я тогда предположить, что пройдут годы, и я стану почти хозяином этого дома. Забегая вперед, поясню: в 1975 году это жилое здание, в основном с коммунальными квартирами, передали всесоюзному проектному институту Гипронииполиграф, где я тогда работал заместителем директора. Переселение жильцов в новые квартиры и освоение освобождающихся площадей входило в мои обязанности. Андроников к этому времени уже переехал на улицу Горького. Однако судьба распорядилась так, что я в течение патнадцати лет ходил по тем же коридорам, работал в тех же помещениях, где раньше жил и работал Ираклий Луарсабович. Но самое удивительное было то, что у моего коллеги по работе оказался служебный телефон, по которому иногда спрашивали Ираклия Луарсабовича и Вивиану Абелевну, его жену. Возможно, раньше это был телефон Андроникова, номер которого когда-то я так тщетно искал.

Впервые я увидел Андроникова в 1968 году, когда мне посчастливилось попасть на сольный концерт любимого писателя. Огромный концертный зал имени Чайковского был переполнен. Телевизионщики снимали фильм. Представьте – за один вечер увидеть все шедевры Андроникова: «Загадка Н. Ф. И.», «Ошибка Сальвини», «Горло Шаляпина», «Воспоминания об Иване Ивановиче Соллертинском» и другие.

Великий импровизатор, писатель, ученый, артист, неподражаемый рассказчик, он в этот день покорил меня окончательно.

Но это была пока встреча на расстоянии.

И вот, наконец, долгожданный день, 15 мая 1969 года.

Музей Пушкина.

Перед началом репетиции я подошел к Андроникову.

– Я из Кахетии, – представляясь, произнес я «пароль». – Хотел бы опубликовать материал о Вашей передаче в телавской газете «Алазнис Гантиади».

Мы долго беседовали. Позже я получил автограф для читателей. Привожу его полностью:

Своё повествование Ираклий Луарсабович начал с портретов известных людей пушкинского времени, которые удалось опознать, идентифицировать специалистам музея. Это были портреты Владимира Соллогуба, графини Воронцовой и других знаменитостей. С особым интересом я слушал историю детского портрета Пушкина, переданного в дар музею известным актёром Всеволодом Якутом, который многие годы блистательно играл роль Пушкина в театре имени Ермоловой. А ему портрет преподнесла поклонница его таланта во время гастролей в Ленинграде в 1950 году.

– Здесь представлены наиболее известные портреты Пушкина, – рассказывал Андроников. – Они специально расположены в том же ракурсе, что и представленный детский портрет. Сравнивая их, специалисты убедились, что на портрете изображён Пушкин в возрасте примерно трёх лет.

Далее Андроников рассказывал ещё о нескольких портретах, требующих изучения.

В процессе репетиции было несколько перерывов, и каждый раз Андроников уделял мне внимание. Он вообще не мог без живого общения, без публики, без новых впечатлений. В данном случае я был для него новой публикой. В один из перерывов он даже устроил для меня целое представление, которому аплодировали все присутствующие.