Василий объяснил.

— Ну вот видите! — победно вскричал дедок. — Я же говорю: все в этой жизни взаимосвязано! Вы наносите кольцевой трубе неслыханные доселе разрушения. В информационной сети хозяев немедленно возникают помехи. И как результат — надзорки начинают выдавать одни алые тюбики. По-моему, картина совершенно ясна…

Василий ошалело оглянулся на кольцевую трубу. По ней по-прежнему ползали похожие на улиток комочки слизи. Поблескивала стеариновыми наплывали тонкая свеженарощенная кожица.

— И надолго это, как думаешь? — спросил он, невольно понизив голос.

— Насколько мне известно, — задумчиво откликнулся дедок, — Леше Баптисту надзорка (это уже ближе к полудню) выдала три алых и два оранжевых тюбика. Надо полагать, по мере продвижения ремонта трубы эффект будет проявляться все слабее и слабее… Скажите, Василий, а кроме вас, еще кто-нибудь знает, как смастерить такой фартук?

— Ромка знает… Пузырьку еще сказал… А в чем

Дело?

— Так… — Дедок Сократыч уныло воздел седые бровки. — Просто хотелось бы знать, что нас там ждет в будущем…

Ты что мне тут принес? — страшно осведомился Крест. — Это что?

Никита Кляпов облизнул губы и безнадежно посмотрел на пяток алых капсул.

— Так выдали… — выдавил он.

— По барабану мне, чем тебе выдали, понял? — Крест прищурился. — Иди меняй.

— Я пробовал, — уныло сказал Никита. — Никто не хочет. Говорят: сегодня всем так платили…

Крест осклабился, и Никита почувствовал, как опять накатывает эта отвратительная трусливая слабость, за которую он ненавидел себя всю жизнь. Волчья улыбка Креста, как всегда, лишила его последних сил. Сопротивляться было бессмысленно.

— Ну ты, бродяга… — задушевно сказал Крест. — Фуфло толкаешь? Тебе что, кранты заделать с фифуром?

Никита вскинул голову.

— А по-человечески можно?

Но это уже была даже и не агония. Никита огрызнулся устало, почти равнодушно. Видно было, что ему давно на все глубоко наплевать. В том числе и на собственное достоинство.

— Как? — Словно недослышав, Крест приставил ладонь к уху. — По че-ло-ве-чески? Ну ты козел… За человека себя стрижешь?

Он поднялся с воздуха над кабелем и с омерзительной ленивой вихлецой приблизился к положенной на пол дани. Босой ногой указал на капсулы.

— Все. С вещами на парашу! Свободен.

Никита затравленно посмотрел на эту ненавистную ногу, издевательски шевельнувшую пальцами, и нагнулся за неумело связанной сеткой. В следующий миг Крест сделал резкое короткое движение, и Никита дернулся, заслоняясь алыми тюбиками…

Как бы удивленный его испугом, Крест медленно отряхивал край короткой плетеной штанины. Кляпов стиснул зубы, повернулся к светлому пятну скока и, не зажмуриваясь, шагнул из колышащегося цветного сумрака в латунно посверкивающий день. Голова тут же закружилась, Никиту понесло, как пьяного, и он чуть было не налетел на поджидавшую его снаружи надзорку.

— Тебе-то от меня что надо? — с болью бросил он в глянцевое чернильное рыло каплеобразного чудища. — Что ты за мной по пятам ходишь?

Тут ему пришло в голову, что это совсем другая надзорка — та, первая, проводила его до входа, а эта ждет на выходе. Никита горестно присмотрелся. Размеры — те же, а в остальном все надзорки одинаковы…

Пожал плечами, ссутулился — и побрел, сам еще не решив, куда идти. Надзорка потекла следом.

— Ну, в чем дело? — уже с надрывом спросил он, оборачиваясь. — Щелчка мне давать не за что — жизни я ничьей не угрожаю. Вы бы вон лучше Крестом занялись… Блюстители!

На глянцевом рыле змеились блики. Казалось, что надзорка тревожно принюхивается.

Никита Кляпов с тоской запрокинул голову и посмотрел в серо-голубой зенит, стиснутый со всех сторон верхушками бледно-золотистых опор.

«Хорошо бы упасть оттуда… — внезапно подумалось ему. — Или туда… И не больно, наверное, — сразу в пыль разобьешься…»

А еще говорят: монтажники, если срываются с высоты, живыми до земли не долетают. Разрыв сердца на полдороге. Еще проще…

Движением, каким обычно поднимают за шиворот нашкодившую кошку, Никита поднял и встряхнул сетку с пятью алыми капсулами. Менять… Да для него было подвигом даже в долг попросить до зарплаты, а уж менять… Да и у кого? Пузырек, надо думать, до сих пор на Кляпова сердит за то, что зря поил… Уж лучше еще один камушек разбить — время прошло; может быть, они уже не только красненькими выдают…