В свою очередь, думая, что допустил промах, сержант ринулся за ним, но беглец, вылетев на угол, внезапно издал легкий вскрик и шарахнулся обратно с таким ужасом, будто наткнулся там еще на одного милиционера.

Лишь тогда, ударенный под дых недобрым предчувствием, сержант огляделся и ощутил, как голова его непроизвольно вжимается в плечи.

Неосвещенное здание стояло в угрюмом одиночестве посреди ровной, как космодром, округлой площади радиусом этак метров в пятьсот. С трех сторон пустое пространство ограничивали мерцающие узловатые колонны, высоту и диаметр которых было даже как-то страшновато оценивать. Что делалось с четвертой стороны, сержант не видел — обзор заслоняла пятиэтажка, но, судя по вытаращенным глазам оробевшего хулигана, картина там была аналогичная.

Сержанту захотелось зажмуриться и мелко потрясти головой, но он заставил себя еще и взглянуть вверх. В первое мгновение ему почудилось, будто там, в вышине, прямо на верхушки колонн положено огромное зеркало, отразившее и сами опоры, и служившую им основанием площадь. Однако уже в следующую секунду в сознание стало помаленьку просачиваться, что отражением это быть никак не может: во-первых, там, вверху, отсутствовала летающая тарелка, во-вторых, не наблюдалось и пятиэтажки. Иными словами, высота помещения достигала…

— Вы что, сдурели?! — обеспамятев, прохрипел сержант. Он обернулся к летающей тарелке и застал ее как бы в момент завершения зевка — причмокнув, закрылся люк.

Ну что там? — Опустившись на одно колено, Василий заглянул под днище и включил фонарик. Луч выхватил из полумрака узорчатые грязные подошвы Ромкиных кроссовок. (Размер — сорок третий — сорок четвертый; ношеные; стоптаны равномерно; на правой, ближе к носку, — пятно мазута размером с пятикопеечную монету.)

— Не-а… — послышалось наконец из-под бронированного брюха. — Ни щелочки…

Не переворачиваясь на живот, Ромка с помощью локтей и пяток выполз на относительный простор и сел, издав при этом звук, похожий на всхлип велосипедного насоса. Наверняка опять задел макушкой броню,

— А я тебе что говорил! — сердито сказал Василий. — Какой же дурак будет люк снизу делать?

— Ну и что! — морщась и ощупывая маковку, сказал Ромка. — У автобуса же багажник — снизу…

— Багажник… — недовольно повторил Василий и поднялся с колена. Достал из кармана связку изуродованных ключей и еще раз попробовал подковырнуть плиту бортового люка.

— Не тот, — присмотревшись, сказал Ромка.

— Чего не тот?

— Люк, говорю, не тот. Мы из соседнего выходили…

Василий ругнулся вполголоса и с неохотой глянул через плечо. Четырехугольное жерло крайнего подъезда целилось в него из полумрака прямой наводкой. А когда выскакивали из тарелки, оно вроде бы целилось слегка вкось… Василий нахмурился и, склонив упрямую лобастую голову, снова уставился в броневую плиту. Может, и вправду не тот? По уму бы, конечно, надо было лючок пометить… Но кто ж, с другой стороны, знал, что у этой хреновины аж целых шесть люков!

— А в общем-то без разницы… — уныло заключил Ромка. — Тот, не тот… Все равно ведь ни один не открывается…

Вместо ответа Василий засопел, сдвинул милицейскую фуражку на затылок и попробовал ковырнуть в другом месте. Бледное и как бы дышащее свечение далеких колонн еле касалось на излете скругленного металла, а щель была не толще карандашной черты.

— Вот еще, черт, надолба! — в сердцах обругал Василий пятиэтажку, пыльной глыбой тонущую в общем сумраке. — Торчит — свет только застит!

Странное дело: типовой многоквартирный дом — единственное здесь родное и знакомое сооружение — пугал обоих больше всего. Вот уже битых полтора часа они крутились около летающей тарелки, все еще надеясь как-нибудь попасть внутрь, и ни разу ни у Ромки, ни у Василия не возникло желания хотя бы приблизиться к неосвещенной жилой коробке. Оба, не сговариваясь, делали вид, будто пятиэтажка успела намозолить им глаза до такой степени, что на нее и смотреть не хочется.

Однако, даже ограничиваясь невольными взглядами искоса, можно было заметить, что с пятиэтажкой этой явно не все в порядке. В окнах, например, ни единого отблеска, и такое ощущение, что стекол вообще не вставляли. И двери подъездов вовсе не распахнуты настежь, как это сперва показалось, а просто отсутствуют.

Ромка зябко повел плечами и поспешно перевел взгляд на шевелящуюся в полумраке широкую спину Василия. Тот все еще трудился над люком.

— А шомполом? — без особой надежды спросил Ромка.

— Пробовал уже, — отозвался сквозь зубы Василий, не оборачиваясь. — По диаметру не пролазит, здоровый больно…

Он нажал с излишней нервозностью и сломал ключ. Металлический язычок звякнул о броню и, отскочив, бесшумно упал во мрак. Василий пошарил лучом фонарика по искусственному покрытию из неизвестного материала, напоминающего с виду остекленевшую серую пемзу, но обломок, видимо, улетел под бронированное брюхо тарелки.