Шрифт:
Велорикша вез меня по улице Чин-Чу, криками разгоняя пешеходов, которые весело кричали что-то в ответ. Выстиранное белье, развешенное на длинных бамбуковых шестах, образовывало навес над мостовой, а уличные торговцы совали мне в лицо свои товары.
На лотках продавали и пирожные, и наживку для ловли рыбы, и рис, и обезьянок. Мастера по изготовлению ключей и кузнецы били молотками по металлу, иногда в такт музыке, китайской, американской или английской, льющейся из неумолкающих ни на минуту транзисторных приемников. Запахи грязи и пота смешивались с ароматами благовоний, сандалового дерева, жарящегося мяса, а над всем этим стоял гул человеческих голосов.
Заведение Толстухи Анни меня не впечатлило, и я даже спросил велорикшу, китайца среднего роста, потерявшего почти все зубы, туда ли он меня привез. Китаец закатил глаза, как бы описывая тысячу и одно удовольствие, ожидающие меня внутри, поэтому я заплатил ему доллар, хотя моя пятнадцатиминутная поездка стоила раза в три меньше, толкнул красную дверь и оказался в маленькой клетушке, где старуха сидела на низкой скамье и курила трубку с длинным-предлин-ным чубуком.
— Капитан Нэш, — назвал я пароль.
Она кивнула и указала трубкой на другую дверь. Вторая комната превосходила размерами первую. Там были столы, стулья. В углу находился бар, полки которого были уставлены бутылками. Посетителей, правда, я не заметил. Левую часть стойки бара занимал новенький блестящий кассобый аппарат. Рядом с ним на низком стуле сидела женщина весом никак не меньше трехсот фунтов.
Пока я пересекал комнату, она не сводила с меня черных, заплывших жиром глаз.
— Я ищу капитана Нэша.
— Он в гостиной, — она чуть шевельнула головой, указывая на дверь слева от бара. Затем голова вернулась в преж нее положение. Меня удивил ее голос, не только американским акцентом, но мягкостью, даже мелодичностью.
— Вы из Штатов? — спросила она.
— Лос-Анджелес.
Она кивнула.
— Я так и подумала. Потому-то Нэш и приходит сюда. Я сама из Штатов.
— Сан-Франциско?
Она засмеялась, и все триста фунтов ее тела заколыхались, как ванильный пудинг.
— И близко не бывала. Из Гонолулу. Вы хотите девочку? Они еще не пришли, но я могу пообещать вам молоденькую красотку.
— Вы, должно быть, Анни?
— Не Анни, а Толстуха Анни, — она вновь засмеялась. — Так как насчет девочки?
— Может, позже. А сейчас мне нужен капитан Нэш.
— Так идите, он за дверью.
Толстуха Анни не ошиблась, называя третью комнату гостиной. Мебель темного дерева, мягкий свет настольных ламп, восточный ковер на полу, светло-зеленые стены с вызывающими ностальгию английскими пейзажами. В центре гостиной Нэш и юная, очень красивая китаянка в мини-нрбке склонились над шахматной доской. Чувствовалось, что ход Нэша, но он не может выбрать лучший вариант.
— Привет, Которн, — поздоровался Нэш, не поднимая головы. — Я сейчас.
Наконец он решился и двинул слона. Королева девушки метнулась через всю доску.
— Шах и мат в два хода.
Нэш несколько мгновений не отрывал взгляда от доски, затем вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Три раза подряд, — вздохнул он.
Девушка показала ему четыре пальца.
— Четыре. Ты должен мне четыре доллара.
— Хорошо, четыре, — согласился Нэш, достал деньги из нагрудного кармана и расплатился с китаянкой. — А теперь иди, Бетти Лу.
Девушка грациозно поднялась, улыбнулась мне и исчезла за дверью, через которую я только что вошел.
— Бетти Лу? — переспросил я.
— Именно, — подтвердил Нэш.
— Когда мы отплываем?
— Давайте сначала поедим, — он крикнул что-то по-китайски, и в гостиную, волоча ноги, вошел старик в черной блузе и в черных брюках. Нэш сказал что-то еще, дал старику деньги, тот задал вопрос, Нэш ответил, и старик поплелся прочь.
— Сейчас он принесет нам что-нибудь с улицы.
— Где вы учили китайский? — спросил я.
— У меня жена — китаянка. Самые лучшие жены, не считая, быть может, японок, но я до сих пор недолюбливаю японцев, потому что близко познакомился с ними во время войны. Жестокие мерзавцы. Давайте-ка выпьем, — он встал и направился к столику, на котором стояли бутылки виски и несколько бокалов.
Я хотел сказать «отлично», но не успел, потому что начались судороги, и передо мной появился Анджело Сачетти, медленно падающий в Сингапурскую бухту. Когда я пришел в себя, Нэш стоял надо мной с двумя бокалами в руках.
— Малярия? — спросил он. — Никогда не видел таких тяжелых приступов.
Я вытащил из кармана носовой платок, вытер лицо и руки. Моя рубашка насквозь промокла от пота.
— Это не малярия.
— Случается часто?
— Довольно-таки.