Дверь ресторана отворилась, и в зал, как всегда стремительно, влетел Мэрфи, будто вышибала, спешащий разнять дерущихся. Следом за ним вошли Соня Мэрфи, Люсьен Дюллен и Уолтер Клейн. «Ну, сошлись два клана, — подумал Крейг. — Встреча вождей на высшем уровне». Он слишком долго жил в Голливуде, чтобы не удивляться, видя за дружеским обеденным столом людей, которые в другое время поносят друг друга последними словами. В этом тесном мире соперничества каналы связи должны всегда оставаться открытыми. Крейг был уверен, что Мэрфи не скажет Клейну о том, что читал «Три горизонта», а Клейн не скажет Мэрфи, что рукопись у него на столе. Вожди осмотрительны и расставляют свои боевые порядки под покровом тьмы. Тем не менее он облегченно вздохнул, когда хозяйка ресторана посадила их поблизости от входа, на достаточном расстоянии от его столика.

Много лет назад, когда дела у Уодли шли хорошо, Мэрфи был его агентом-посредником. Но потом, с наступлением плохих времен, Мэрфи отказался от своего клиента, и Уодли, как и следовало ожидать, отнюдь не питал к нему теплых чувств. Окажись их столики рядом, атмосфера в ресторане установилась бы далеко не дружественная, особенно если учесть, что Уодли уже изрядно выпил.

Но Мэрфи, привыкший при входе в любое помещение обшаривать его глазами, как корабельными радарами, нащупал Крейга и, пока его компания усаживалась за столик, стремительно двинулся к нему по центральному проходу.

— Добрый вечер всем! — сказал он, улыбаясь девушкам и неуловимо давая понять, что его приветствие не относится к Уодли. — Я пять раз звонил тебе сегодня, Джесс. Хотел пригласить поужинать.

В переводе на обычный язык это означало, что Мэрфи позвонил один раз, услышал в трубке два длинных гудка и тут же положил ее, поскольку ничего важного сообщить не собирался. Он даже поленился еще раз набрать номер телефона и попросить телефонистку передать Крейгу, кто ему звонил. А может, и вообще не звонил.

— Я ездил в Ниццу, — сказал Крейг. — Встречал Энн.

— Господи, неужели это Энн? — воскликнул Мэрфи. — А я все гадаю, где ты отыскал такую красотку. Ведь, кажется, совсем недавно была костлявой веснушчатой девчонкой — и нате вам!

— Здравствуйте, мистер Мэрфи, — без улыбки сказала Энн.

— Соня была бы рада на тебя посмотреть, Энн. Знаешь что? Почему бы тебе вместе с мисс Маккиннон и твоим отцом не приехать к нам завтра в Антиб на ужин?

— Завтра меня в Канне не будет, — объявил Крейг. — Я уезжаю. — И, почувствовав на себе вопросительный взгляд Энн, добавил: — Дня на два, не больше. Встретимся, когда вернусь.

— Зато я никуда не уезжаю, Мэрф, — сказал Уодли. — Так что завтра можешь мной располагать.

— Заманчивая перспектива, — сухо произнес Мэрфи. — Ну пока, Джесс. — Он отвернулся и пошел к своему столику.

— Милостивый благодетель богатых Брайан Мэрфи, ходячий биографический справочник. Отлично, Джесс, я рад, что ты еще в нем числишься, — сказал Уодли деланно простодушным тоном. Он хотел было продолжать, но осекся, увидев, что Мэрфи идет обратно.

— Джесс, — сказал Мэрфи, — забыл тебе сказать. Ты читал сегодняшнюю «Трибюн»?

— Нет, — ответил Крейг. — А что?

— Вчера Эдвард Бреннер умер. Пишут, что от сердечного приступа. Сообщение краткое, но вполне пристойное. Как обычно: «После первого успеха он исчез с театрального горизонта» и так далее. И тебя упомянули.

— А что обо мне сказано?

— Просто, что ты был продюсером его первой пьесы. Купи газету и почитай. У тебя есть его адрес? Хочу послать семье телеграмму.

— Есть старый. Утром дам.

— О'кей, — сказал Мэрфи и ушел.

— Он был твой друг, папа? — спросила Энн.

— Эдвард Бреннер? — В последнее время — нет. — Крейг чувствовал на себе испытующий взгляд Гейл.

— Вытрем наши слезы, — сказал Уодли. — Еще одного писателя не стало. Официант! Encore une bouteille. [29] Выпьем за горемыку.

Старый друг или старый враг — одно лишь имя осталось в отслужившей свое адресной книжке — умер по ту сторону океана, и теперь требовалось соблюсти ритуал, отметить скорбное происшествие. Но Крейг лишь поднес к губам бокал с вином, когда Уодли провозгласил небрежный тост: «За мертвых писателей, где бы их ни настигла смерть».

Наблюдая за собой как бы со стороны, Крейг отметил, что не потерял аппетита и с удовольствием ест суфле, которое им подали. Наверно, если бы в газете появилось сообщение о его, Крейга, смерти, Бреннер реагировал бы острее.

«Интересно, — подумал Крейг, — изменился ли у Эдварда Бреннера почерк за несколько месяцев до смерти?»

К концу ужина Уодли окончательно опьянел. Он расстегнул воротник, жалуясь на жару, и медленно трижды проверил счет; расплачиваясь, долго разглаживал вынутые из кармана мятые стофранковые бумажки. Вставая из-за стола, опрокинул стул.