Брезач вернулся. Он был очень бледен, на лбу у него выступила испарина. Роберт заказал для всех кофе, французское бренди и толстые сигары.

— Сегодня, — произнес он, — мы должны попробовать все. Кажется, Бисмарк сказал, что человек не должен умирать, не выкурив сто тысяч хороших сигар. Мне предстоит выкурить еще немало.

Брезач откинулся на спинку диванчика; сигара казалась слишком крупной для его худого, узкого, мальчишеского лица.

— Я стараюсь изо всех сил выглядеть толстым и самодовольным, чтобы в следующий раз, когда я приду сюда, официант был со мной почтителен. А теперь, Джек, поговорим о деле. На какие жертвы вы готовы пойти, чтобы сделать из картины Делани нечто приличное?

— На весьма серьезные. Хорошие результаты принесут сейчас Делани больше пользы, чем кислород, которым он дышит.

— Совершенно верно, — подтвердил Брезач. — Вы попросите Холта и Тачино дать нам еще одну сверхплановую неделю на съемки Стайлза и Барзелли?

— Это обойдется в кругленькую сумму, — осторожно заметил Джек, — все сроки и так прошли… Нужны очень веские аргументы. Они у тебя есть?

— Во-первых, я хочу, чтобы Стайлз сам озвучил свою роль. После того, что он продемонстрировал сегодня… Послушайте, Джек, мне кажется, я могу говорить с вами откровенно. У вас немало пороков, но тщеславием вы, кажется, не страдаете…

— Хватит ходить вокруг да около. Что у тебя на уме?

— Вечером я прослушал все сцены, которые вы дублировали за Стайлза, Джек. Вы сделали это неплохо, но все же недостаточно хорошо. Я не хочу вас обидеть, — быстро добавил Брезач. — Вы это понимаете?

— Понимаю. Я не обиделся.

— Вы уже не актер, — продолжил Брезач. — Вы умный, добросовестный человек, который вплотную приблизился к тому, чтобы стать актером, но все же не переступил черту. Я прав?

— Да, — согласился Джек.

— Но даже если бы вы были актером, вы — не Стайлз. Вы, разумеется, превзошли Стайлза, но лишь потому, что он был плох. Делани так закомплексовал несчастного пьяницу, что у Стайлза язык к нёбу прилипал.

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю его разморозить, — Брезач выпустил густые клубы сигарного дыма. — Разморозить и одновременно излечить от алкоголизма.

— Каким образом ты собираешься сделать это?

— Я прочитал сценарий Шугермана, — сказал Брезач, как бы не расслышав вопроса. Он коснулся рукой папки, лежавшей на соседнем стуле. — Я заставил Хильду разыскать его для меня. Хотелось посмотреть, как выглядел материал до того, как Делани прошелся по нему своей рукой. Я надеялся отыскать там одну-две маленькие сцены, которые могли бы помочь Стайлзу…

— И что же ты нашел?

— Конечно, Делани все испортил, — сказал Брезач. — Я это обнаружил немедленно. Шугерман написал историю мужчины, а Делани увлекся Барзелли и все переиначил. Однако материал не допускает такого насилия. Отсюда все эти скучные сцены с Барзелли, где она расчесывает волосы, глядит в окно с грустным видом, раздевается, демонстрируя свои красивые ноги, словом, убивает фильм. А Стайлз по воле Делани меланхолично расхаживает в течение всей картины, словно святой Бернард, и твердит одно и то же: «Я люблю тебя. Мне грустно. Я люблю тебя…»

Брезач презрительно фыркнул.

— Я нашел в исходном сценарии то, что искал, и в большом количестве. Герой там половину времени пьянствует, постоянно смеется над самим собой, говорит обратное тому, что думает, ужасно обращается с девушкой и ненавидит ее сильнее, чем любит. Это хорошая роль, и Стайлз способен великолепно сыграть ее.

— Возможно. Если не будет пить, — заметил Джек.

— Вам известно, что в течение первых двух недель Стайлз не прикасался к спиртному?

— Нет, я этого не знал.

— Это правда. Затем он увидел, что делает с его ролью Делани, и сломался, — произнес Брезач. — Если Стайлз обходился без алкоголя две первые недели, то он продержится без него и две последние. Особенно если поверит в значимость своей работы.

— Но как мы убедим его в ней?

— Мы покажем его крупным планом в отснятых эпизодах, сделаем вставки везде, где это допустимо. И даже те сцены со Стайлзом и Барзелли, которые нельзя изменить, мы озвучим заново. Добавим горечь, самоиронию… А там, где не удастся записать новый текст взамен совсем уже неприемлемого старого, мы дадим музыку, шум поезда, что-нибудь еще. Мы докажем Стайлзу искренность наших намерений, он поймет, что мы работаем на него, помогаем ему остаться в кино, верим в его способности…

Слушая Брезача с непроницаемым лицом, Джек почувствовал поток энергии, излучаемой парнем; он восхищался чутьем Роберта, его интуитивным видением недостатков картины и путей избавления от них, горячим желанием выполнить порученное дело как можно лучше. Внезапно Джек оживился, усталость отступила, его захватили идеи Брезача. Последний раз он находился в таком состоянии еще до войны, когда они с Делани каждый вечер проводили в спорах, обсуждениях; работая вдвоем, они волновались, кричали, смеялись.