Шрифт:
— Не пойму я вас, — отозвалась Сусанна Юрьевна недоумевая.
— Говорю вам… привязался Онисим: поезжай, да поезжай. Вот и еду.
— Как?.. — изумилась она. — Аня?.. Онисим? Он вас надоумил?
— С ножом к горлу пристал, — рассмеялся Басанов. — А почему еще сказываю я, что он колдует, — потому что про этакий простой совет всячески просил никому да и вам вот не сказывать.
— Что не сказывать-то?
— Да что он именно науськивает, что не сам я пожелал. Нешто не загадка это?..
Басанов, усмехаясь, двинулся в зал.
Сусанна последовала за ним вместе с Дарьей Аникитичной и говорила про себя:
«Да. Конечно, загадки загадывает мой Аня».
Едва только поезд барина с гостями и прихлебателями отъехал шибкой рысью от подъезда, как в доме, будто по волшебству, воцарилась полная тишина.
Оно было и не мудрено… Дарья Аникитична прошла к себе… Сусанна Юрьевна поднялась наверх… Во всем доме не было никого. Во всех комнатах двух крыльев дома было тоже пусто. Только в нижних этажах оставались старики-нахлебники и дети, так как молодежь тоже всегда уезжала, если не пострелять, то широко покутить в охотном доме. Только дежурная дюжина в передней весело болтала и, достав из ларя карты, принялась играть в «носки», выставив караульного на случай, если явится нежданно обер-рунт с обходом.
Когда стемнело совсем, весь дом, не освещаемый в отсутствие барина, погрузился во тьму. Только передняя, да большой зал были, как всегда, освещены, а равно в апартаментах самой барыни, смежных с залом, виднелся огонь.
В правом крыле дома тоже засветились два окна… Князь Давыд Никаев, ездивший только на медвежьи охоты, и один столичный гость, Хвостов, захворавший накануне, были у себя и сойдясь принялись от тоски за игру в бирюльки по рублю за партию.
Гончий был уже наверху у Сусанны Юрьевны. Она сидела за пяльцами и, гневно встретив любимца, стала его попрекать за его «чудачества» с Басановым.
Он молчал, не оправдывался, но украдкой усмехался.
— Ну, хоть признайся, — приставала она к нему, — хоть. признайся, что ты науськал Дмитрия Андреевича ехать. Я же это верно знаю.
— Он вам это сам сказал? — спросил Гончий.
— Ну, хоть бы и сам.
— Не мог воздержаться! — рассмеялся он. — Есть же такие люди на свете: хоть зарежь их, не могут сдержать языка за зубами! А еще хотят, чтобы им важные дела поверяли, рассказывали все, что надо втайне уметь держать.
— Это же не важное… И если ты не хочешь сознаться сам, то, стало быть, оно…
— Важное, — перебил Гончий…
— Как?
— Так. Если я сказываюсь, что надоумил Дмитрия Андреевича ехать на охоту, даже привязался к нему, упрашивал его… и просил тоже никому про меня не сказывать, то, стало быть, пустое дело — важное дело.
— Просто загадки загадываешь, — сердито произнесла Сусанна Юрьевна.
— Да…
— Балуешься…
— Нет… Загадки не всегда баловство, ради одной потехи.
— Так поясни…
— Придет время, поясню.
Наступило молчание. Сусанна сидела угрюмая, так как чуяла, что Гончий что-то затевает или затеял… И это затеянное им должно теперь совершиться там в охотном доме за эту ночь или завтра днем. Помимо женского любопытства ее мучило «темное» затейничество ее любимца.
Не прошло получаса, как Гончий пришел к ней наверх, он вдруг поднялся уходить.
— Что ты? — окончательно изумилась она.
— Мне надо к себе, Сусанна Юрьевна.
— Зачем?
— Дел много… Вон на домне завтра начнут лить по-новому чугун, я и хотел…
— Полно лгать! — перебила его Сусанна. — Я по голосу твоему… да по всему наконец вижу, что ты что-то строишь… Поужинай со мною, благо я сегодня здесь буду ужинать… Поужинай и уходи.
— Не могу, золотая моя. Ей-Богу! Не могу. Не гневайтесь: дело такое важное, каких в Высоксе и не бывало никогда…
— И все о злодее, что якобы разыскал…
— Понятное дело.
— И ты сейчас махнешь ночью, тайком, в охотный дом?..
Гончий удивленно глянул в лицо Сусанны.
— Догадалась? А!.. Не дура?
Он молчал.
— Что же, ступай… — уже сердито прибавила она. — Я здесь не проболтаюсь за ночь. Да и не с кем… Разве с Анной Фавстовной одной. Ступай. Скачи.
Гончий стоял не двигаясь, будто колебался… Он не мог выносить гнева обожаемой им женщины. Каждый раз, когда Сусанна сердилась на него, в нем как будто сердце ныло.
— Сусанна Юрьевна… — выговорил он наконец. — Я после полуночи… а то и пред рассветом по винтушке опять приду.
— Слетав в охотный дом! — раздражительно произнесла она.
— Ну, хоть бы и так… Дозвольте придти. Может быть, я… ну… может статься, я в эту ночь вам кой-что доложу… правду страшную скажу… Позвольте придти… хоть пред зарей.
После минутного молчания Сусанна выговорила мягче:
— Приходи.
XXI
Был уже одиннадцатый час…