— Скажи мне… Это не к делу… А так… Давно я хотела тебя спросить. Что ты такой стал вдруг хмурый, не то хворый? Уж вот которое время. Что с тобой приключилось?

— Ничего, барышня… Так, неможется.

— Да что именно?..

— Не знаю… Неможется… Пройдет! Что указать изволите?..

— Скажи… Не могу я тебе помочь в твоей заботе? — настаивала Сусанна.

Змглод глянул быстро ей в глаза, потом потупился и засопел, будто переводя дыхание.

Сусанна заметила все и, понизив голос, ласково и вкрадчиво произнесла:

— Скажи мне. Есть у тебя что-то на душе. Может быть, я могу тебе чем помочь…

Змглод, не глядя на нее, молча замотал головой, а затем угрюмо выговорил:

— Ничего нету… А если бы что и было… то не могу я сказать, потому что сам не знаю.

— Что? Как? — удивилась она. — Сам не знаешь.

— Да, барышня. Сам не знаю… Мерещится мне чертовщина… Да все, знать, выдумки мои. А коли не выдумки, а правда, то конец мой пришел.

— Да что? Скажи.

— Нет, барышня… Сказывают люди про дело какое, а про выдумки что же сказывать. Станет мне представляться, что вот наша колокольня либо башня коллежская качается… Так что же? И сказывать? Нет, лучше помолчать, а то люди осмеют. Легче не будет… А вот… вы что прикажете? Зачем приказали придти?

— Мне нужно, Денис Иваныч, одно важное дело порешить… — заговорила Сусанна смущаясь. — Избавь меня от дерзостного холопа. Я не хочу беспокоить дядюшку и гневать его пустяковиной. Поэтому я за тобой послала… Надо примерно наказать бы… Да не такой малый. Надо сразу его… Чтобы не было его!

— Кого, барышня?

— Аньку.

— Гончего? — удивленно глядя, переспросил Змглод.

— Да, — отозвалась Сусанна тихо и опустила глаза, под упорным и изумленным взглядом обер-рунта.

— Аньку Гончего? — опять переспросил тот.

— Да, Аньку. Он дерзостно ведет себя. Будто разума решился. И его надо…

— Унять?

— Нет. Его не уймешь, как другого кого. Его надо просто похерить…

Змглод молчал и сильнее сопел, будто уткнувшись носом. Он хорошо, конечно, понимал, что барышня хотела сказать словом «похерить». Это было слово самого барина Аникиты Ильича. Сдать человека в солдаты или сослать на поселение в Сибирь, представив в Нижний земский суд в городе, — не значило похерить…

Похерить обозначало иное, что Змглод, слывший за злыдня и изверга, не любил однако брать на свою душу. Но никто этого не знал и даже не подозревал, воображая что «Турка» рад-радехонек изуверствовать.

Наконец, с тех пор, что Змглод был обер-рунтом, барин только четыре раза приказывал ему четырех человек похерить.

Теперь впервые барышня указывала то же… Но он даже сомневался, имеет ли он право повиноваться ей в таком важном деле…

На краю сада было небольшое здание в два этажа с башней в виде небольшого бастиона, где внизу жили павлины, павы, цесарки, аисты и разные другие заморские птицы, в верхнем же этаже были отдельные комнаты, в которых, однако, никто никогда не жил. Здание называлось Павлиний павильон. Под этим зданием был большой и глубокий подвал, почти подземелье.

Уж четыре раза Змглоду пришлось приводить сюда, с двумя рунтами, «живого человека с заткнутой глоткой» и, растворив поочередно трое железных дверей подвала, вводить его и оставлять…

Человек пропадал без вести… Барин называл это наказание, самое тяжкое и даже преступное, словом: «похерить». В Высоксе об этом догадывались, конечно, вследствие нескромности рунтов, но говорить об этом не смели. Даже приближаться к павильону суеверно боялись, говоря, что около него «нечисто».

Теперь не сам барин, а барышня приказывала это тягчайшее наказание. Змглод смущался, колебался и наконец выговорил:

— Простите, Сусанна Юрьевна… Я без указа барина не посмею… Вдруг спросит барин: где Анька? Пропал без вести без его указа! Как можно! А что просто пропал, убег, — не поверит.

— Как знаешь, Змглод… — холодно, даже надменно, отозвалась Санна. — Долг платежом красен.

— Что вы это, барышня? — как бы оробев, воскликнул обер-рунт.

— Да так говорю… Долг платежом красен. Я у тебя тоже в долгу не останусь… Вот скоро будет Аникита Ильич одно такое дело решать… Постригать собрался кое-кого в монастырь ради того, что ему глупое хныканье прискучило… Я его все отговаривала не грешить… Ну, теперь попрошу не откладывать…

Змглод переменился в лице.

— В монастырь? — глухо проговорил он и глядел, будто думая, что он ослышался.

— Да. И постригут… — смело лгала Сусанна. — А если в Высоксе никому невдомек… то я-то хорошо знаю, что от этого Денис мой Иваныч ума решится… Я одна знаю. Да мало ли чего другие не знают и не видят, а я вижу и знаю, да молчу до поры до времени… Ну, прощай. Ступай.

Змглод стоял, не двигаясь, и глядел в лицо Сусанны как бы обезумевшими от ужаса глазами.

— А если я, барышня, ваше приказание, — глухо заговорил он, — без ведома Аникиты Ильича… в точности исполню…