— Ладно, заболтались мы тут с тобой, Леха. Сколько от поста до ворот?

— Метров пятьсот. Уж не грабануть ли решил пансионатик этот?

— В долю просишься?

— Презираю надомников. — Они молча проследили, как по поднебесью, перерезая высотные здания, пополз луч мощного армейского прожектора и, полуослепленные, переглянулись.

— Это с вышки. Их там две. Одна — слева от ворот, другая — у ручья, по ту сторону территории. Но прожектора там нет.

— Неплохо знаешь объект. А говоришь, что презираешь надомников, маз-зурка при свечах.

— Обалдуйчиков-коммуняк презираю не меньше. Мы тут с народом шебуршимся по поводу того, что если они слишком уж Президента России прижмут и снова погонят в Сибирь эшелоны с «врагами народа», придется их слегка попридержать. Так, сотню-другую перевешать. Хватит терпеть эту гаркавую марксистско-ленинскую падаль. Как ты относительно «сотни-другой»?

— Главное, начать. Потом и в тысячи не вложишься.

— Не разделяешь вроде бы?

— Пока нет. Хотя в принципе…

— А народ шебуршит, что недавно эти сволочи, коммунисты, несколько сотен тысяч наручников на заводах уральских заказали.

— Ну да?! Не может быть? Скорее всего, провокация «врагов народа».

— Никакая не провокация. Теперь секреты не очень-то держат. Мужик тут один приезжал. Заказ этот был размещен на его заводе. Более ста тысяч наручников. И предполагает, что подобные заказы были размещены не только на их заводе.

— Кто же их заказывал?

— Кто-кто? Все те же! В Вильнюсе у них не получилось, так они теперь к Москве подтягиваются, суки шелудивые.

Курбанов рассчитался с водителем и, приоткрыв дверцу, еще несколько секунд внимательно понаблюдал за вспышкой огонька и нервным подергиванием фонарных лучей. Очевидно, те, на посту, слышали мотор приближающейся машины, и теперь заметались по шоссе, стараясь понять, куда она исчезла.

— А если попытаться в обход поста? — спросил майор, по-заговорщицки приглушив голос.

— В обход дороги нет. Да я и не пошел бы. Мне, к моим двум вмятинам, еще только трех пуль в борт не хватает. И потом, кто ты такой?

— Это вопрос…

— Ответишь, тогда и поговорим. На домушника в самом деле не тянешь вроде бы.

— Скорее на отставного пожарника, — Курбанов ухмыльнулся и вышел из машины. — Раз в объезд дороги нет, тогда что ж, — попридержал он дверцу, — пойду к этим обалдуйчикам, как ты говоришь, сдаваться.

— Смотри, как бы не пальнули еще до того, как объяснишь им, кто и откуда. Они сейчас нервные. — Леха закрыл дверцу, резво, почти на месте и не включая фар, развернулся, но, отъехав несколько метров, вдруг остановился.

— Эй ты! — негромко позвал своего пассажира. — Туда как-то пацаны наши пробирались. Говорят, лучше всего проходить справа от ворот, у оврага. Деревья там подступают прямо к стене, а ветка дуба ложится на ограду. Здесь, где я стою, тропинка начинается, которая через овраг ведет.

— Наконец-то слышу дельный совет! — приблизился к нему Курбанов.

— Никакой не совет. Лично тебя я никогда не видел и не знаю, понял? Просто обалдуев этих гаркавых, коммуняк, печеночно ненавижу! Вдруг от тебя хоть какой-то вред им будет — все легче!

— Что-то я вас, бунтарь-одиночка, тоже не припоминаю, маз-зурка при свечах.

Убедившись, что речь пока что идет не о путче и не о его свержении, а всего лишь о введении в стране чрезвычайного положения, Русаков явно приободрился. Хотел бы он знать, кто именно сколотил эту компанию и направил сюда? А главное, зачем? Разве он как Президент в принципе не является сторонником введения чрезвычайного положения? Об этом прекрасно знает Лукашов; как знают и шеф Госбезопасности Корягин, вице-президент Ненашев, ну и, понятное дело, министр обороны Карелин. Тогда какого черта?! Впрочем, всему свое время…

— Вы, очевидно, не понимаете всей сложности ситуации, Владимир Андреевич, — вновь заговорил Вежинов. — Когда еще будет созван этот самый Верховный Совет, и что на нем решат! Тем более что депутаты от некоторых союзных республик попросту откажутся принимать участие в его работе.

— Прибалты, например; кавказцы… — процедил Цеханов.

— Зато это будет в рамках, так сказать, Конституции. А главное, на Верховном Совете мы сможем выслушать мнение тех товарищей, которые все же прибудут из большинства союзных республик. А вы же понимаете, как это важно сейчас, когда процесс демократизации всех институтов власти сверху донизу уже пошел… Ведь пошел же процесс, это уже очевидно для всех, в том числе и для противников перестройки, и даже для наших зарубежных товарищей. Процесс этот конечно же сложный, потому что этим путем мы идем первые…

Генсек-президент все говорил и говорил, казалось, он давно потерял ощущение реальности происходящего и закатил одну из тех «наезженных» речей, от которых многих его соратников, не говоря уже о простом народе, просто-таки мутило. С трудом выслышав весь это партноменклатурно-интеллигентский бред, главком — рослый, медведеподобный генерал, с головой, давно слившейся прямо с гороподобным, лишенным всякой армейской выправки туловищем — почти прорычал, словно пытался унять неуемную зубную боль.