Вероника сильно закашлялась, схватившись обеими руками за горло.

— Что такое? — обеспокоился он.

Она встряхнула головой, и волосы рассыпались по ее лицу, потом всхлипнула и утерла слезы.

— Поверил? — спросила она, поднимая на него абсолютно сухие смеющиеся глаза.

— Боже, Вероника, это получилось у тебя… — Он чуть не врезался на повороте в столб. Резко вырулив, немного сбавил скорость. — Я, честное слово, подумал, что ты на самом деле поперхнулась дымом.

Она довольно улыбнулась.

— Сделать еще?

— Не надо. Это вредно для горла. И, кстати, съемка еще не началась.

— Я не дождусь, когда она начнется.

Она некоторое время курила молча, глядя в боковое окошко, потом спросила, оборачиваясь к нему:

— Ты не против, если я буду иногда проверять на тебе то, что я должна делать по фильму? Ну, чтобы знать, насколько это выглядит убедительно. Понимаешь, я очень боюсь, что из меня не получится актриса — я ведь никогда не играла…

— Я уже слышал, что ты никогда не играла. Не повторяйся. — Он опять чуть не врезался в столб и опять резко вырулил. — А «проверять» можешь сколько твоей душе угодно. Всегда к твоим услугам.

Она опустила окошко и выбросила недокуренную сигарету.

— А что еще делает твоя героиня? — осведомилась она.

— Что еще она делает?

— Ну да, кроме того, что затягивается сигаретой и… учится в школе.

Он пожал плечами, глядя на дорогу.

— То же, что делают люди в жизни. Ходит, разговаривает, смеется…

— И все?

Ему показалось, что в ее голосе звучал смех, но он не обернулся.

— Нет, не все. Она, конечно, влюбляется, — ответил он, не сводя глаз с дороги. — Это история любви, Вероника.

— Влюбляется, — повторила она, как бы пытаясь постичь смысл этого слова. — Влюбляется на самом деле?

Он удивленно покосился на нее.

— Ты считаешь, можно влюбиться не на самом деле? Мне казалось, сам глагол «влюбляться» уже подразумевает…

— Конечно, подразумевает, — тихо проговорила она, глядя на свои колени.

— Неужели ты боишься, что не сумеешь сыграть влюбленную девушку? — недоумевал он. — Это же элементарно, Вероника. Как в жизни.

— Как в жизни. — Она резко подняла голову. — А что, если в жизни я…

— Не говори мне, что ты никогда не любила, — не выдержал он.

— Конечно, любила. Папу с мамой. Любила и продолжаю любить, — по-детски просто ответила она, и он не мог понять, смеется она над ним или говорит всерьез.

— Не притворяйся, что ты не поняла. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Знаю, Габриэле. Я прекрасно тебя поняла. — Теперь ее голос звучал серьезно и очень по-взрослому, неожиданно для него, уже успевшего привыкнуть к ее детскому щебетанию. — Не удивляйся, но я в самом деле никогда… Ты только не подумай, что я имею что-нибудь против мужского пола, — поспешила уточнить она. — Я очень даже люблю мужское общество — намного больше, чем женское, — она улыбнулась. — И мне нравилось в моей жизни много мужчин. Очень много, Габриэле. Но как бы это сказать?.. Меня привлекала в каждом из них какая-то одна черта. Понимаешь? В одном мне могло понравиться, например, как он смеется, у другого была красивая манера держаться, у третьего… У третьего, может, были те же взгляды на жизнь, что и у меня, и так далее. Но я всегда знала, что это всего лишь часть чего-то большего, знала и не собиралась притворяться, что это не так — ни перед ними, ни перед самой собой.

Она потянулась за новой сигаретой. Он зажег ее сигарету и закурил сам, сосредоточенно прислушиваясь к ее словам, зная, что они скажут ему очень многое и о ней, и о нем самом, хотя еще не совсем улавливал ход ее мыслей.

— Многие люди, — говорила она, глядя на горящий кончик своей сигареты, — считают, что они влюблены, когда на самом деле это просто так — на минуту, на день… А завтра им опять покажется, что они влюблены — в кого-то другого. Или нет, они остановятся на том, первом, потому что у них есть так называемые моральные принципы и они не решаются сказать себе правду о себе самих. Я бы ни за что на свете не стала лгать себе. К чему лгать, если потом все равно узнаешь правду?.. Я никогда ничего не выдумывала, Габриэле, как это обычно делают женщины. Мужчины, наверное, тоже.

Она умолкла, переводя дыхание. Потом заговорила громче:

— Кто-то сказал, что любовь — это выдумка, игра воображения. Но я не верю. Любовь невозможно выдумать — она или есть, или ее нет. Я думаю, она все-таки есть. Как видишь, я не циник. Но ведь нельзя назвать любовью, когда тебе нравится в человеке только что-то одно, а все остальное безразлично, правда? Любовь — это когда целиком… И тогда это, наверное, навсегда.

Он затормозил так резко, что Джимми, спавший на заднем сиденье, вскочил и, заскулив, встал передними лапами на спинку. Остановив машину на обочине, Габриэле выключил мотор и повернулся к ней.

— Тебе не кажется это странным, Вероника? Мы встретились только сегодня — и никогда не встречали друг друга раньше. Ведь так?

Она кивнула.

— И вдруг выясняется, что мы оба… — Он осекся, не решаясь продолжить.

— Выясняется, что мы оба любим роскошь и броские вещи, — подхватила она. — Оба любим горячую ванну и быструю езду. Оба терпеть не можем всякие устои, традиции и так далее и не любим делать как принято… И оба верим, — она слегка понизила голос, — оба верим, что есть на свете цвета, которых мы не видим, и что есть звуки, которых мы не слышим… А еще верим в везение и в счастливую случайность. Удивительно, правда?